— Почему ты то спасаешь, то, говорят, охотишься? — спросил я.
— Да как тебе сказать, — Крепива шевельнул бровями. — Оно полезно — воздухом дышишь. И выгодно (тут он быстро усмехнулся). Больных еще многовато, им жир нужен. И не бей я, станет бить барсуков другой. Есть гестаповцы — сверлами в норах сверлят, проволочной петлей душат, бензином жгут. Я же убиваю их культурно, палочкой по носу. Носопырка у них хрупкая. К тому же я держу барамбошку. Сам знаешь, есть собака — охотишься… Как с семьей: есть жена, детей растишь, хозяйство ведешь. Холост — ничего не надо. Заходи как-нибудь, расскажу (Крепива зевнул и потянулся). Живу я на Кировском спуске. Знаешь, конец улицы?.. Номер восемьдесят шесть, крыша зеленая.
— Зайду. Расскажи что-нибудь.
— Отчего не рассказать. Вреда не будет? А?
— Уверен, — сказал я.
— Ишь ты, уверен… — усмехнулся Крепива. И, зевая, заговорил.
И я узнал кое-какие секреты барсучьей странной охоты, узнал домашние тайны зверя-барсука. Я слушал голос Крепнвы, и мне начинало казаться, что раскрывается связь охотника с добычей, таинственная и глубокая.
— Значит, с собакой охотишься? — переспросил я. — Каких берешь?
— Я их зову барамбошками, — говорил мне Василий Крепива. — А они просто всякие собаки… Понимаешь, для каждой охоты нужна своя собака. Конечно, спаниель тебе сработает и кулика, и белку, из-под лягаша можно бить косого на лежке. Слыхал о сеттере, любившем медвежью охоту, холмик на его могилке видел?
Но все же лучше узкий спец. Вон мой зять работает в угрозыске, так за бандитами лучше всего идет овчар, хотя пригоден и доберман-пинчер. Соображать надо. В нору хороша такса. Почему? Узенькая, маленькая, всюду пролезет. И челюсти у ней вроде тисков. А для моей охоты лучше всего барамбош.
«Кто такой барамбош?» — спросишь ты (я молчал). Любая собака: голова, хвост, четыре ноги. Догадываешься? Барамбош — это характер.
Если собака умна, она все может. Таким был Михаил. Но если собака звезд не хватает, то (Крепива поднял палец) спасенье ее в характере. Воображает она себя серьезной собакой, не выйдет из нее барамбош. Каким должен быть обычный барамбош? Отвечаю — барамбош должен быть легкого нрава, с наивом, но и в то же время иметь в себе подловатость.
Подлавливать зверя должен, понимаешь, подлавливать. Он как работает? В третью смену, ночью.
Идем с барамбошем в проверенное место. Проверяю я каждую нору подолгу, не одну ночь проведу рядом. Барсучка узнаю от носа до корня хвоста. Все знаю, велик он или мал, вспыльчив или меланхолик. Самые жирные барсуки — меланхолики, вспыльчивые всегда тощи. Как и у людей.
Бывает, сидишь за кустиком, ждешь рассвета. А он идет, барсук-то, сопит носовой картофелиной. И если деловит, если жует на ходу, значит, он с сальцем.
А вертит головой, цветами интересуется, на дроздов вякает, то он нервный, с плохим аппетитом, и из списочка я его вычеркиваю. На проверку, заметь, собаку не беру. К октябрю месяцу я точно знаю, кого мне из барсуков взять, а кого оставить. У меня и карта начерчена, и заявки на жиры приняты. Тогда и появляется барамбош. Идем мы к норе поздним вечером, когда звезды высыпают и барсук идет гулять. У норы отпускаю собачку. Сильного чутья барамбошу не нужно, нос дворняги вполне годится. Быстро находим барсука. Ходить он не мастак, догоняет его собачонка, барамбошит, наскакивает, за брюки пощипывает. Подлавливает. Тут я подбегаю. Три задачи у барамбоша — найти барсука, к норе не пустить и зарыться не дать (барсук, как штопор, в землю ввинчивается).
Ранее я хаживал с ружьем, но перестал.
…К барсукам, парень, меня война прижала — рождались дети, их надо было кормить. Сидел я под броней — железная, стратегическая дорога. Но в остальном тоще было. Я в животноводство ударился, порося стал выкармливать. Выкормил, но залезли ночные воры и прямо в стайке закололи его. Кинулся я на воров. Двое помогли мне в этой борьбе. Первый — мой пес Михаил. Он воров подслушал, он меня будил, он на них кинулся, даром что был величиной с рукавичку.
Второй помощник — мой сосед, старичок-охотничек. Выйти старичок побоялся, но из форточки вверх стрельнул. И жена визжит: украли, украли, украли… Я схватил лопату и на воров. В ярости у меня глаз красный, а рожа дикая. Воры и побежали.
Старичок с того дня ко мне репьем приклеился — становись охотником и все. Сыновья его без вести сгинули, и жил он охраной магазина и барсучками. И стал этот старик меня беспрестанно соблазнять, на барсуков подталкивать, на Мишку кивать. Говорил, что шибко смел и умен пес, такие вот маленькие звоночки самые лучшие. Многое говорил, и что барсук не свинья, выкармливать не нужно, а траты на один дробовой патрон, и воров бояться нечего. Воротил, воротил, своротил-таки.