Широкая кровать. На столике книги — Пришвин и «Технология холодной обработки металлов».
Крепива нагнулся, положив руку на поясницу, и выдвинул из-под кровати, из густой ее тени, ящичек из сосновых досок, полметра длиной и такой же примерно высоты. Раскрыл его (мне ударило в нос и глаза нафталином) и вынул черную собаку, прибитую лапами к дощечке.
Это было маленькое чучело собаки с удивительно объемистой головой. Она глянула на меня оранжевыми — стеклянными — глазами. Жуть. Глаза светились на черном бархате ее шкуры.
Такая чернота! Будто кусок тьмы. У меня тоскливо сжалось сердце.
— Знакомец набил Михаила, — объяснил Крепива. — Во, сколько лет в нафталине держу, чтобы моль не побила.
Он взял чучело и стал гладить его, ощупывать, шевелить пальцами. Он бормотал:
— Если охотитесь по перу, то нужна лайка, а если как я, ночью на барсуков, то нет собаки лучше Михаила.
— Да зачем он тебе? Жутко и одно расстройство.
— Зачем, зачем… А вдруг их научатся оживлять. От Михаила ни одной косточки не пропало.
Мы быстро посмотрели друг на друга — впалые, серьезные глаза. Нет, не псих.
— Может, и меня оживят вместе с ним. И барсуков в овраге. И соберется вся наша капелла вместе… Ну, вру… Выну, подержу, погляжу. Размышлениями позанимаюсь. Что еще старику ночью делать? Он красивый, Михаил, гляди, какой черный. Будто провал куда-то, хоть руку просовывай.
Мы снова посмотрели друг на друга, и усмешка, нет, тень ее, пробежала по губам Крепивы и спряталась. И нет усмешки. «Нет, не псих».
Он подмигнул мне — слегка, чуть шевельнул веком.
Я встал и попрощался. Крепива проводил меня до ворот, говоря:
— Ты заходи, я еще много-о чего знаю. Выпьем. А?
Я приду, обязательно приду к Крепиве. Крепива только один в городе еще охотится на нелюдимого зверя — барсука. Он один держит собак-барамбошей.
— Конечно, — сказал я. — Конечно, приду.
Чемпи
Рифа украли в июле, воскресной ночью.
Еще в час ночи Риф был на месте. Когда Игорь, проводив Надю, шел к себе, Риф задышал и заскулил в щель сарая, застучал по доскам хвостом. Но Игорь не остановился, а пробежал к себе на четвертый. Взбегая на этаж, он слышал тонкий вой Рифа и думал, что делает недоброе, отводя вечернее время одной Наде. И нет времени для славного пса Рифа, нет для матери — нехорошо.
Игорь открыл дверь своим ключом и вошел. И застал на кухонном столе чайник, накрытый куклой-матрешкой. Он поднял ее подол и ощупал чайник — горячий. Поев, он лег спать. Лег и ощутил Надю, ее крепенькое тело, ее острые локотки. Славная, добрая…
— Славная, свавная… саванная… — шептал он засыпая.
Побежали белые собаки, и легло поле красных маков.
Все дальше в сон катился Игорь, а не засыпал. Он ждал слонов — они стали приходить в его сны две недели назад.
Собственно, этих слонов должен был видеть Никодимов — его посылали работать в Африку. Но тот заболел, и ехать предлагали теперь Игорю.
В первую же ночь после предложения ехать — к Игорю и пришли слоны. Они шли длинной вереницей, держась за хвостики друг другу.
Глаза слонов были маленькие и веселые, уши лохмато-черные, будто у Рифа. И так захотелось Игорю к веселым слонам.
Он попросил Надю ехать вместе с ним. Женой. Надя женой стать согласилась, но ехать отказалась решительно. При отказе ехать она даже головку несколько сбычила и сжала губы. Ему захотелось поцеловать ее, а слоны как-то отошли. Но только наяву, а во сне они приходили. И только они говорили Игорю о силе его желания.
Оно — было. Но ему мечталось ехать с Надей и Рифом. В Африке жить, работать, охотиться.
Наконец-то появились знакомцы-слоны, Игорь вздохнул легко и радостно, и тут же его разбудили. Будила мама, говоря:
— Ига, проснись… Ига, проснись… Ига, Ига, Ига…
Игорь слышал ее и не мог шевельнуться, слившийся с тяжелой кроватью. А мама стукала и стукала его своим голосом, будто резиновым пузырем. Тот скрипел:
— Нига… нига… нига… нига…
— Да проснись же! — крикнула мама.
Игорю не хотелось просыпаться. Он ходил по красным макам.
За полем рос лес в виде зеленой пены, из леса выходили один за другим слоны с черными мохнатыми ушами.
Слоны трубили:
— Нига-а-а!.. Нига-а-а!.. Нига-а!..
Над слонами и маками низилось фиолетовое небо. «Не хочу, — смутно думалось Игорю. — Не хочу просыпаться. Наверное, сердцем дурит Соня, и придется звать скорую… И все кончится валерьянкой… Не хочу просыпаться, хочу слонов с черными ушами».
— Господи! Спит как убитый! — вскрикнула мать.