Надя пошла (вчера договорились) к реке ровно в восемь вечера. Она отыскала Игоря на набережной. Он созерцал текущую воду и мудро плевал в нее. Но лицо его было нехорошее, пыль вырисовала на лбу незаметные ранее морщины. Вдруг Игорь прицелился и бросил сигарету в воду.
— Промахнулся, — сказал он Наде огорченно. — А такая превосходная мишень!
— Игорек, что с тобой?
— Ты лучше посмотри, — сказал он. — Вниз смотри.
— Купальщики?
— Вон, в лодке. Рядом с Соней. Видишь лысину? Огромная, а я промахнулся. Какой я охотник.
— Ты один бы хотел любить? И твоя сестра имеет право на личное счастье.
Игорь скривился.
— Что с тобой? — спросила Надя.
— Ничего, — отвечал он и смотрел на нее непривычным взглядом — оценивающим. Нежная, красивая блондинка. Лицо ее до красноты сожжено сегодняшним солнцем.
«А мне повезло, — думал он. — Весьма».
Он сказал:
— Ты знаешь, я никогда не видел слонов, выходящих из лесу. Мне хотелось бы посмотреть на них хоть раз в жизни.
— Ты меня разлюбил? — спросила Надя сжатым голосом.
— Нет, нет, — испугался он. — Просто день такой. Я узнал, как собаки становятся чемпионами.
— Не понимаю.
Игорь рассказал Наде сегодняшний день. Рассказывал и видел — губы Нади складываются в ту трубочку, которой утром обидел его Лобов.
Но трубочка Лобова была серая, а эта яркая, сочная, вкусная.
— Рада?
— Нет, здесь другое, — говорила Надя. — Я рада видеть твою душу. Ты отдал Рифа тому старику, отдал свою гордость, свои надежды. Теперь я ничего не боюсь в жизни, ничего. И зачем тебе Риф? Погладь меня, ну! Мой смешной, мой красивый, хороший…
Но Игорь только осторожно потрогал пальцами ее волосы — тонкие, легкие. В них путалось солнце. Он убрал руку и снова подумал: «А мне повезло, могла бы любить другого».
— Я что-то устал сегодня, — пожаловался он.
Они взялись за руки. Игорь смотрел на скамейки, приглядывая свободное место, и говорил:
— Мне как-то все надоело. И больше всех надоел себе я сам. Я все делаю глупо. И отчего-то мне стыдно за себя, за сестру, за того старика. Ему я и на глаза не показался. Знаешь, в Африке была эра Великой Охоты, когда били всяких бегемотов. Я сегодня ощущаю, себя таким бегемотом. Красивая была охота — слоны, львы, носороги. Сегодня жарко, как в Сахаре. Вообрази Сахару. Нет, лучше саванну и стада слонов.
— Чего ты хочешь? — голос Нади угас в шепот. — Чего?
— Не знаю.
Игорь зажмурился и смотрел на солнце. Веки просвечивали розовым. Он звал слонов и не мог дозваться. Он только видел красное маковое поле. На горизонте, словно пена, всплывал лес.
Игорь говорил:
— Камерун, Уганда, Берег Слоновой Кости, Нигерия… Если я поеду, ты будешь со мной? Повтори еще.
— Но я не могу, у меня кожа слабая. Возможен рак. Ты хоть немного думаешь обо мне.
Игорь прижал пальцами свои веки — по красным макам прошел ветер.
— Хочу в Африку, — капризно говорил Игорь. — Хочу.
Надя положила руку ему на шею и погладила.
— Но поедем еще куда-нибудь. Да. Я говорила с мамой — она нам дает комнату. А если твоя мама станет жить у нас — что же, гостиная большая, поставим ей диван. Соне вы оставите свою комнату. Пусть и она строит жизнь как хочет.
— Пусть, — согласился Игорь.
Наконец появились слоны. Один за другим они выходили из леса. Сначала они были пятнышками, но вот их ноги, их спины, хоботы…
Отсветы макового поля ложатся на их бетонно-тяжелые животы.
Слоны подошли ближе. У них веселые глаза и лохматые черные уши, как у Рифа, они держат друг друга за короткие хвостики. Но вот слоны подняли хоботы и затрубили:
— Нига… Нига… Нига… — трубили они.
— Игорь… Игорь, — говорила Надя, теребя его за руку. — Опомнись.
Слоны трубили. Косо вниз падало фиолетовое небо.
Игорь открыл глаза.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал он. — В кино? В кафе? Кататься на лодке? Куда ты хочешь, о слон души моей?
Белые братья
Недавно умер мой дом. Так — подошел бульдозер, прораб кивнул. Бульдозер уперся в дом своим железным лбом и нажал раз и два… После второго тычка мои стены рассыпались, и все удивились, отчего дом не упал раньше, отчего не придавил меня. Прораб тоже удивился и сказал:
— Счастлив ты…
А дело-то было совсем в другом — дом был моим. Дом знал меня еще пацаном и не мог придавить, как не мог кусать меня старый пес Моряк, даже если и сердился. Дом заскрипел бы ребрами и сдержался. Оттого сейчас, когда он рухнул, я стал бесприютен, хотя взамен старого и трухлявого дома мне давали новую квартиру.