Там широкий куст, толпа мелких кустов.
Там дупель заляжет снова. Если промахнусь, найду его.
Я выстрелил вдогонку. Самый это убойный выстрел — вслед. Перо не мешает, дробь свободно входит в его промежутки.
«А вдруг Фрам напугается выстрела». Оглядываюсь. Нет, лежит и смотрит на меня.
— Вот то-то же, — говорю я. — Так надо делать.
Дупель упал, не долетев озерка, и мы с Фрамом пошли искать его. Пока шли, поднялось солнце и луг вспыхнул зеленым (по-летнему был конец августа).
Луг поднялся, будто легкий пар. Желто-зеленый, он повис в воздухе. И на моих глазах шерсть Фрама подсыхала и на макушке поднялась хохолком. Я погладил его и ощутил к Фраму родственное. Так: мы с ним братья-двойняшки, и все у нас одинаковое — и радость, и хворь. Вот только носы разные. Я своим только дышу, а он ловит молекулы запахов — гладкие, колючие, мягкие — всякие.
— Фрам, — говорю я. — Мой хороший мальчик, умный, добрый, хороший. Нос твой — мой нос.
…Нет Фрама, и я не тот — года! Но снится мне, снится: повис в воздухе луг, по нему бежит Фрам. Травы свистят и рвутся. Фрам оглядывается. Он зовет меня к себе. И так хочется, так мучительно хочется войти к нему, в его мир вечной охоты.
Но я стою и вижу, — Фрам убегает один.
Фрам и тетеревенок
Конечно, мне следовало быть умнее, но кто мог ждать…
Мы шли с Фрамом вдоль поля — желтый квадрат в зеленой раме берез. Село было рядом — виднелись штыки телеантенн. Дичь, конечно, здесь не держалась, и я пустил Фрама выбегаться.
«Пусть как следует устанет, — решил я. — Пусть выбегается. До нового места еще далеко, а с усталым мне будет легче». (Я вел Фрама знакомиться с лесной дичью — тетеревами).
Фрам шел далеко впереди меня, шел челноком, шныряя направо и налево. Сновал он между полем пшеницы и березами, сбегающими в лесной овраг.
На бегу уши его взлетали и походили на взмахивающие птичьи крылья. И мне думалось — а вдруг взлетит и начнет порхать над полями.
Неожиданно Фрам остановился, уши его перестали взлетать. Мне бы бежать к нему сразу, а я тоже остановился. Автоматически. Я знал — нет здесь дичи. Нет, не может быть — рядом большая деревня. Это так прочно засело в голову, что я сразу и не понял, что остановка была стойка, неумелая первая стойка по незнакомой дичи. Поняв, я бросился к Фраму.
Я бежал, решая страшный вопрос, что пересилит — власть тех времен, когда собаки охотились только для себя, или власть столетий нелегкой службы человеку.
Вернее, об этом я думал позднее, а тогда на бегу в голове, как орех, стучало одно: «Сорвет стойку, подлец, сорвет!!» И Фрам «сорвал».
Первой вылетела тетеревиная матка. Фрам сунулся к тетеревятам. Тогда-то подросшие в половину матки тетеревята поднялись. Разом. Это походило на коричневый взрыв.
На лопочущих крыльях тетеревята неслись в березняк, а за ними стлался в беге мой белый, в черном и желтом крапе, сеттер. Вся компания пронеслась мимо меня и исчезла в лесистом овраге. Поле осталось как было — желтый квадрат в зеленой раме.
С криком: — Назад! Фрам, назад! — я летел между берез, с треском — сквозь частый осинник и вниз, вниз по склону, через пни, валежник, поскальзываясь на грибах.
Останавливаюсь, ухватившись за осину, перевожу дыхание и зову, зову…
Тишина. Сумерки. Пахнет грибами. Зову — молчание, лишь на дне лога плещется ручей.
Я присаживаюсь на черный пенек и сламываю гриб — березовый и рыхлый. Сижу, крошу его в пальцах. Но и тогда еще не явилась мысль о тысячелетиях. Просто я воображаю себе убившегося о дерево Фрама. У меня дрожат руки, и нет сил идти и искать.
Плеснул ручей, и кто-то фыркнул. Не веря себе, я вслушиваюсь.
Да, да, в ручье кто-то булькает и знакомо фыркает.
Я поднимаюсь и с невыразимым облегчением вижу Фрама. Он бредет в воде. Глубина — по локотки, хвост парусит течением. Фрам идет, нацелившись носом в что-то невидимое мне. Идет медленно, осторожно — пройдет несколько шагов и остановка, еще несколько шагов… и опять остановка. Станет и замрет с поднятой на шаге лапой, то передней, то задней — какой придется.
Я торопливо спускаюсь вниз. Фрам покосился на меня и опять целит носом в невидимое.
Я лезу к нему в ручей прямо в ботинках и крепко берусь за ошейник — я уже начинаю понимать, в чем дело.
— Вперед, — шепчу я. — Вперед.
Шагаем. Дьявольски холодная вода. Вдруг — фрр-р! Из-под куста взлетел тетеревенок и — колом вверх. Фрам так и вскинулся. Я крепко держу его рванувшееся тело, но темная охотничья душа его неслась за птицей все дальше, туда, где зеленые факелы древесных крон рвутся в небо. Я видел это по его безумным глазам.