Спустя месяц я пожалел, что так явно выразил свою нелюбовь к зрелищам девятнадцатого века. Других развлечений, кроме театра, оперы и органически не перевариваемого мной балета, тогда не водилось! Но что я мог знать об этом, когда отвечал графу…
Глава 7
Маленькие хитрости
После памятного первого заседания министров прошло уже больше недели. Признаться, после совещания меня не оставляло острое желание пообщаться с отдельными его участниками. Особенно с Николаем Карловичем, благодаря поддержке которого мне все-таки удалось продавить сквозь Кабинет Манифест в почти первозданном виде. Да, да, несмотря на противодействие министров, мне все-таки удалось заставить шестеренки государственного механизма крутиться. Я надеялся, что уже к Рождеству законченный вариант документа ляжет мне на стол.
Однако, к моему сожалению, сразу же после заседания адмирал сказался больным и встречу пришлось отложить до его выздоровления. Впрочем, я об этом особо не жалел — дел у меня и так было невпроворот.
Наконец-то начали прибывать адресаты моих писем. Вчера из Канцелярии сообщили, что в списке ожидающих приема значатся граф Николай Павлович Игнатьев и члены правления Московско-Троицкой железной дороги. Одним из первых указов я наградил ряд государственных мужей, могущих быть в будущем мне полезными, орденами и почетными званиями. Как мне казалось, подобные знаки внимания должны были расположить ко мне этих вельмож еще до личного знакомства. Игнатьев был одним из первых награжденных.
Подтвердив секретариату свое желание назначить встречи на сегодняшний день, я все утро провел в нетерпеливом ожидании. Еще только составляя письма, намечал планы своих преобразований. Теперь же, после нескольких декад напряженной работы, у меня появилась возможность заложить «краеугольные камни» фундамента будущего Российской империи. Будущего такого, каким я его вижу.
В предвкушении встречи я сидел в своем кабинете на втором этаже Зимнего дворца, нервно поглядывая на циферблат больших золотых часов в виде расправившего крылья орла, стоящих на камине. Время, назначенное первому из посетителей, близилось, и я не мог сдержать возбуждение. Громкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Просочившийся в приоткрытую дверь лакей доложил о том, что в приемной ожидает глава Азиатского департамента Министерства иностранных дел Николай Павлович Игнатьев.
Подтвердив, что очень и очень его жду, я распорядился пригласить Игнатьева в кабинет. Лакей выскользнул так же тихо, как и появился. Через пару мгновений в зал, чеканя шаг и держа выправку, вошел граф. Стукнув каблуками об пол, он поклонился и застыл в ожидании.
Поприветствовав графа и предложив ему присесть на гостевое кресло, я сразу взял быка за рога:
— Николай Павлович, я, как уже указывалось в письме, хотел бы предложить вам новое место работы. К сожалению, деталей, из соображений секретности, сообщить на бумаге я не мог. Но думаю, вы сами догадываетесь о предлагаемой вам должности. Я выбрал вас, Николай Павлович, исходя из нескольких причин. Первое — вы офицер, выпускник Академии Генерального штаба. Второе — ваш успешный опыт дипломатической службы. Третье, — тут я помедлил, — мне нужен человек с опытом секретной работы. Вы же еще с 56-го года хорошо себя зарекомендовали. (Прим. автора — Н. П. Игнатьев поступил на дипломатическую службу в 1856 году в качестве военного атташе в Лондоне. Был отозван из Англии из-за того, что при осмотре военной выставки «по рассеянности» положил в карман английский ружейный патрон новейшего образца). Исходя из вышесказанного, — продолжил я, подходя к столу, — каким вы сами видите свое назначение?
Николай Павлович немного задумался, подняв взгляд к потолку. В этот момент он напомнил мне шахматиста-гроссмейстера, размышляющего над очередным важным ходом. Я многое знал о том, каким был Игнатьев в нашей истории, но мне интересно было понаблюдать за ним в бытовой обстановке. Высокий, статный, но уже начавший лысеть и обзаведшийся небольшим животиком, внешне он не производил внушительного впечатления. Однако достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять — это необычный человек. Серые, с матовым блеском булата, его глаза буравили насквозь, пронзая как лезвие клинка. В них была видна жесткость, недюжинный ум и решительность. Идеальное сочетание холодного ума офицера Генерального штаба и манер искусного дипломата. «Волчья пасть и лисий хвост» — кажется, так называли Игнатьева современники. Это прозвище ему отлично подходило.