Гленн тащил своего едва пришедшего в сознание брата по кровавому льду и слякоти тел, через лошадиные кишки, оторванные конечности демонов и раздробленную тушу хозяина салуна, покрывая его кровью, чтобы пустота была еще более соблазнительна, когда придет время взять ее.
ГЛАВА L
"АМАРОК ПРИБЛИЖАЕТСЯ".
Когда сестра Мэйбл услышала слова Шиеса, ее глаза открылись. Они побелели от катаракты, но, хотя она почти ослепла, ее одарили другими видениями, которые говорили ей больше, чем простое зрение.
Отца Блэквелла больше нет, подумала она. Есть только я. Есть только один хранитель Менхира.
Она не могла допустить, чтобы этим хранителем стал Гленн Ужасный. После смерти проповедника видения перешли к ней, способность, дарованная ей, возможно, Богом, в самый тяжелый час. Мэйбл чувствовала себя недостойной этого, как и любой Его доброты. Пустота так легко обманула ее, запутав ее разум и убедив, что нечто столь безбожное может быть лицом Самого Бога. Теперь она знала, что потерянные сироты не были потеряны для пустоты. Дьяволы обманули ее, обернув ее грехи против нее самой.
Я убийца.
Я недостойна.
Но, возможно, сейчас это не имело значения. Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы мы не погибли, но имели свет вечный. Возможно, здесь было то же самое. Господь не дал ей дар видения сразу после смерти преподобного Блэквелла, потому что она действительно была грешницей, а значит, недостойной. Но Бог так возлюбил мир, что дал ей силу спасти его. Она не была совершенной женщиной, но она всегда была Его слугой, вся ее жизнь была посвящена — принесена в жертву — для того, чтобы она могла распространять Его любовь и славу.
Фигуры остальных были размыты, но она узнала девушку по ее рыжим волосам. Когда она протянула руку, чтобы коснуться ее, Мэйбл почувствовала мех. У нее перехватило дыхание, и она подумала, что ошиблась, что койот сейчас разорвет ее на части. Но потом она услышала, как девочка заговорила.
"Зачем ты это сделала?" спросила Делия.
Она решила быть честной. "Я не знаю".
Перед ней появилась тень Шиеса. "Сестра, у тебя есть еще какой-нибудь источник этой белой магии?"
"Я боюсь, что пустота забрала ее всю".
Голос Делии дрожал. "Без невинной крови у нас нет шансов".
Мэйбл задрожала — не от мороза, покрывшего ее тело, а от внезапного откровения. Эта мысль пришла к ней в одно мгновение, прозрение было настолько глубоким, что она знала, что оно не может быть ее собственным. Ее коснулись ангелы. Она снова была заключена в объятия Христа.
"Это не обязательно должна быть невинная кровь", — сказала она. "Она просто должна быть святой".
Мэйбл взяла девушку за лацкан и притянула к себе. Делия была клыкастой, кончик ее носа был черным и тонким. Ее глаза были того же цвета, что и волосы, и горели не черным пламенем потустороннего мира, а чистым оранжевым мерцанием мира природы — их мира.
"Возьми меня", — сказала Мэйбл.
"Что ты имеешь в виду?"
Но она знала, что девушка все понимает. Она просто не хотела принимать эту идею, даже если это была их последняя надежда.
"Я не невинна", — сказала Мэйбл. "Но я посвятила свою жизнь тому, чтобы стать невестой Христа, Господа нашего. Все годы моей жизни я провела на коленях перед крестом. Какая кровь может быть святее крови монахини?".
Когда она посмотрела в волчьи глаза девушки, то увидела в них еще один крошечный огонек, искру, которая уверила Мэйбл, что она выбрала мудро.
Мерцание было голубым.
Даже наполовину превратившись в оборотня, Делия знала, что хорошо, а что плохо. Когда она полностью превратится в оборотня, то на ночь станет рабыней своего проклятия, но сейчас она все еще была в сознании и контролировала себя.
Она знала, что брать кровь монахини было неправильно. Нескольких капель было бы недостаточно, чтобы воссоздать силу, которой обладала кровь детей. Им нужны были пинты, возможно, все до последней капли. Им пришлось бы убить ее. Сестра Мэйбл знала это, но, что удивительно, она все еще просила Делию сделать это.
"Возьми меня", — сказала монахиня. "Возьми мою жизнь, чтобы моя жертва принесла пользу всему миру".
"Сестра…"
"Я узнала о важности жертвоприношения от Христа Спасителя".
"Я поклянусь жить в грехе, если возьму Божью женщину".
Делия посмотрела на Шиеса. Его лицо было чугунным, закаленным войной и потерями. Его внутренние муки были настолько сильны, что она чувствовала их запах.
"Мистер Шиес?" — спросила она, но не нашлась, что ответить.