Выбрать главу

Он закрывает глаза, позволяя себе наконец немного расслабиться. Задание выполнено, хоть и через задницу, ну да за это ему еще ответят умники в штабе, не отметившие шахту на карте.

А перед глазами все стоят эти три проклятые кружки в бункере. Охранник не пил за столом травяные настои, он пил из горла какую-то местную дрянь… кстати, интересно, они ж мусульмане вроде, с хрена ли они пьют? Вот шаман, наверное, мог себе позволить… черт его знает, что им там позволяют их неведомые боги… И все же. Был кто-то еще? Но в коридоре больше не было ответвлений и дверей, все чисто…

— Твою мать… выдыхает кто-то испуганно, и Рогозин распахивает глаза, готовый ко всему… но только не к этому. Из зарослей выходит Руслан.

Игорь хочет уже привычно разозлиться на шамана, играющего с психикой бойцов, и на собственную слабость, и вдруг понимает, что больше некому уже насылать миражи-мороки из прошлого. И что «мираж» этот видят все, замершие на мгновенье, бойцы. И что он уже не в белой рубашке, а в военном бушлате явно с чужого плеча. Издалека за боевика принять — раз плюнуть. Только это лицо Игорь узнает из тысячи.

Аркадий мгновенно оказывается на ногах, берет под прицел таинственного гостя.

— Ты как прошел? — спрашивает он, и желваки зло играют на худом лице. Если чужак беззвучно пробрался мимо стоящих в охранении бойцов, значит, либо они уже мертвы, либо он — не человек, потому что человека они бы не упустили. Не того уровня ребята, не первый день в спецназе.

— Не переживай, не трогал я ваших, — отвечает гость с такой знакомой презрительной ноткой. — Вы, пацаны, вертушку ждете, так? Мне с вашим командованием побеседовать надо бы. Я тут с вами посижу, дождусь, пока прилетит.

Ему отвечают что-то непечатное, и кто-то наконец задает сакраментальное «ты кто такой вообще?». Руслан вынимает какие-то бумаги, демонстрирует Аркадию. Тот, глубоко задумавшись, подходит к Игорю, показывает документ, бормочет растерянно что-то про особое распоряжение и секретность… Рогозин уже не видит букв, печатей и подписей — все расплывается в мутный белый туман, снова накатывает близорукость и беспомощность.

«Три кружки» — думает он. «Шаман. Карты не сходятся. Чем дальше, тем ярче я понимаю, что мы — пешки в чьей-то большой игре.»

— Конечно, — командир с трудом размыкает губы, понимая, что обязан что-то сказать. — Пусть подождет.

— А это… — спрашивает было Аркадий, но сам себя прерывает, отходит, махнув рукой. Кажется, он узнал парня со старой фотографии. Наверное, и не только он — фотку все видели.

Ладонь Игоря осторожно оплетают чьи-то теплые пальцы, и он понимает, что это Мишка, верный его самопровозглашенный адъютант, сидит рядом, по-прежнему готовый защитить его от любых, даже самых неведомых опасностей.

Сжав его руку в ответ, Игорь запрокидывает голову и пытается разглядеть сквозь застилающий глаза туман холодные, колючие искорки звезд.

Глава 4. Часть 1.

Впервые за долгое время Саша проснулся с ощущением покоя и уверенности в том, что день предстоит замечательный. Неизвестно, из чего проистекала эта иррациональная уверенность — возможно, дело было в том, что проснулся он совершенно самостоятельно, без надоевшего будильника. Даже удивительно — утро, судя по всему, едва начиналось, а ранним «жаворонком» парень никогда не был, это уж точно.

Он с удовольствием потянулся, раскинувшись на непривычно широкой кровати. Ему бы домой такую — удобно же, ворочайся сколько угодно.

Вчерашний вечер всплывал в памяти бессвязными обрывками. Кажется, вчера Сашу просто вырубало на ходу, после пережитых волнений, да и невероятно крепкая настойка в фляжке, подсунутой Аркадием, поспособствовала отключению от реальности. Словно в тумане, вспоминалось, как Игорь расспрашивал его о ходе ритуала — спокойно, методично и дотошно. Они сидели в машине, шеф вез его, видимо, к себе домой, а Саша был настолько не в себе, что даже не поинтересовался, куда они, собственно, едут.

«А ничего так квартирка», подумал парень, рассматривая золотистого цвета ковер со сложным экзотическим рисунком. Обвел взглядом комнату, и внезапно обнаружил хозяина квартиры. Игорь стоял у окна, спиной, но тут же повернулся, точно почувствовал на себе взгляд.

— Доброе утро, — сказал он с легкой улыбкой. — Как раз вовремя.

Саша хотел было переспросить, вовремя для чего, но завис, уставившись на футболку Игоря. Вот кто носит такие идиотские вещи, с такими надписями? «Smile if you want me». Интересно, создатели таких футболок хоть примерно представляют себе, как сложно не заржать при виде подобной маечки, обтягивающей не сиськи гламурных девиц, а рельефное тело бывшего спецназовца? Он бы еще майку про «нью-йорк» нацепил, честное слово.

И главное, будешь ржать — еще поймут неправильно… исходя из надписи на футболке. Поэтому Саша честно попытался состроить серьезное выражение лица. Вышло, наверное, не очень.

Рогозин милосердно сделал вид, что не замечает его гримас.

— Держи, одевайся, — он кинул Саше темно-синие спортивные штаны.

«А я что, без штанов? А, действительно…»

— Это не мои, — сообщил он на всякий случай, подозрительно разглядывая предмет одежды.

— В джинсах же бегать неудобно, — пожал плечами майор. Саша встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Куда бегать?

— Кругами. По стадиону. Чтоб ты знал, утренняя пробежка для меня святое, хоть и говорят злые языки, что ничего святого у меня нет. И не спрашивай «причем здесь я». Давно собираюсь заняться твоим физическим развитием, между прочим. А то на тебя посмотришь — не сотрудник спецслужб, а чахлый студент-гуманитарий. Так что, подъем!

— Так я и есть, вообще-то… — пробормотал парень, но штаны натягивать стал. Под одеялом — ибо нечего тут стриптиз устраивать.

После пары кругов по стадиону, который, к счастью, был совсем рядом, радостное утреннее настроение куда-то выветрилось. «Так вот почему он меня домой не отвез» — мстительно думал Саша. «Над кем бы он тогда с утра издевался?»

Бегать он не любил еще со школьной физкультуры. В университете физра оказалась неожиданно легкой, занимались они в хорошо оборудованном зале, и в основном всякой ерундой вроде тенниса. И уж точно не мотали километровые дистанции промозглым ноябрьским утром.

— Между прочим, на дворе уже давно не лето, ноябрь начался как раз сегодня, насколько я помню, — сказал он язвительно, останавливаясь, чтобы отдышаться. — Вы что-то говорили, помнится, про физическую активность и возможность простудиться…

— А у тебя физическая активность, кстати, неправильная, — Игорь был невозмутим. — Дышать надо в одном ритме, а не пыхтеть. Представь, что в голове звучит, например, барабан, или речевку какую про себя проговаривай… как в армии. Правильный бег — сродни медитации. И от лишних мыслей помогает. Проверено.

Он подошел к турнику, подтянулся одним уверенным движением. Саша вздохнул, вспоминая, как сам болтался на перекладине, пытаясь сдавать нормативы. Ну что поделать, не всем же быть спортсменами?

— Можно, я пойду? — спросил он, сунув руки в карманы. Прозвучало неожиданно жалобно.

— Ладно. Погоди, я еще сделаю из тебя настоящего мужика… Uber Soldaten, так сказать. А пока беги в душ, а то действительно, простудишься еще…

И, продолжая с той же скоростью подтягиваться — одной рукой — Рогозин ловко кинул ему ключи.

Стоя под струями воды в душе, Саша размышлял о понятии «настоящий мужик». Отец вечно пытался сделать из него что-то подобное… что-то подобное себе, разумеется. В итоге, в представлениях парня слово «мужик» прочно ассоциировалось с краснолицым, пахнущим перегаром небритым увальнем, стреляющим из охотничьей винтовки по консервным банкам за городом — мол, надо ж сына к «мужским занятиям» приобщать. Неосознанно стремясь уйти от этого образа, Саша рос интеллигентным и неконфликтным, и любимым его занятием было - спрятаться где-нибудь с хорошей книгой, да и уйти с головой в придуманный мир. Он всегда противопоставлял интеллект грубой физической силе… и надо же было прозреть, в восемнадцать-то лет, что есть такой вариант, гармонично совмещать то и другое! И что теперь делать, в качалку бежать? Саша вздохнул. «Все равно, мне в такой форме, как он, быть не светит, хоть сто лет качайся…» Перед глазами так и стояла картина, как Игорь подтягивается на турнике, ритмично выдыхая воздух, и от этого внутри возникало некое неясное томление, мало похожее на комплекс неполноценности по поводу физической формы.