— Opfer… Gewalt*… слова-то какие знакомые, родные, можно сказать, — пробормотал Феликс и передал бинокль коллеге. — Может, ты разберешь? Что-то смысл от меня ускользает, мартышка к старости слаба глазами стала…
— При чем тут глаза, пить надо меньше, — прокомментировал Игорь, разглядывая табличку. — Собрание... жертв домашнего насилия? А, точнее, женщин — жертв насилия…
— А я уж испугался за господина посла, — захихикал Феликс. — Ну раз женщин, тогда ладно… И что он там делает, хотел бы я знать?
— Ну, вот это уж мы в бинокль никак не разглядим, — пожал плечами Игорь. — И вообще, сильно сомневаюсь, что это — в нашей компетенции…
— А вдруг он так резво понесся, чтоб о результатах встречи кому-то доложить? — невинно заметил Феликс. — А делать этого, mon cher, ему сейчас никак не положено. Ни при каком раскладе. Уж точно не здесь и не так. Ладно бы по телефону… хотя и то было бы верхом безответственности. Слишком важные вопросы решались.
— Ты-то откуда знаешь, какие там вопросы решались? — иронически поинтересовался Игорь. — Уже разведал… по своим каналам?
— Злой ты, Игорек, — пробормотал Феликс. Именно в эту минуту в его голове начал складываться план. Подколка со стороны коллеги, можно сказать, подала ему идею. — Где ты видел таких извращенцев, что станут откровенничать с потасканным старым шутом? Вот будь у меня такая попка и такие ресницы, как у тебя, я бы непременно… эх, губишь ты свои природные данные на оперативной работе, а ведь какой бы успех имел…
Рогозин только фыркнул в ответ — подобные шуточки стали для них уже своеобразным ритуалом, и он привык не вступать в бессмысленные перепалки. Феликс знал о нем больше, чем значилось в официальном досье, и прилагал все усилия, чтобы его сотрудник прекратил спорить сам с собой, отрицая собственные желания, фактически — убивая часть своей личности в наивном стремлении быть «приличным, женатым человеком». Был бы помоложе — сам соблазнил бы, честное слово. Но Феликс реально оценивал свои возможности и ограничивался шуточками.
— Помнишь, я говорил тебе, что однажды на этой работе тебе придется делать по-настоящему страшные вещи? — спросил он, серьезно глядя в глаза собеседнику. Тот кивнул, и лицо его вмиг стало совершенно непроницаемым — когда доходило до дела, Игорь умел мгновенно отбрасывать все лишние эмоции.
— Так вот, — торжественно продолжил Феликс, — это время пришло.
… — Да перестань, это отличный план, — с трудом сдерживая смех, говорил он полчаса спустя.
— Это самый дурацкий план за всю историю российской разведки! — Игорь мрачно разглядывал то, что притащил ему Феликс в огромном бумажном пакете.
— Это идеальная легенда. Ну а как еще мы попадем внутрь, да к тому же пройдем мимо охраны товарища, пардон, господина посла?
— Пока ты мотался в магазин, мы двадцать раз могли вызвать сюда Марину. Или еще кого из агентов. Ни за что не поверю, что у нас нет никого в Мюнхене, кто лучше смотрится в платье.
— Никому нельзя доверять, мне ли тебе объяснять? А что касается нашей прекрасной Мари, ты же прекрасно знаешь, чем она сейчас занята. Сам ее заменишь, что ли? Ты не эмпат, дорогой мой, смирись. И непременно надень перчатки, твои руки тебя выдают.
— Да меня все выдает! — рявкнул в ответ Игорь, теряя свою хваленую невозмутимость. — От комплекции до формы челюсти! Меня вмиг развернут и скажут, что группа поддержки для особо страшных трансвеститов — в другом здании!
— Не комплексуй, — сказал Феликс, титаническим усилием воли сохранив серьезность. — У тебя глаза красивые. Особенно если подкрасить. У меня карандаш есть, кстати.
— И почему я совершенно не удивлен, — обреченно вздохнул Рогозин.
Охрана, конечно, смотрела на них подозрительно. Во-первых, работа у них такая, во-вторых, посмотреть было на что. Феликс мысленно похвалил себя за решение не брать обувь на каблуке — это был бы явный перебор. Игорь мог с закрытыми глазами пройти средней сложности трассу на тренировочном полигоне — собственно, он и делал это с закрытыми глазами, назло врачам, регулярно «возникавшим» по поводу его загадочно флуктуирующей близорукости — но вот это, пожалуй, было бы для него слишком.
— Почему-то я представил, что ты напишешь потом в отчете, и мне стало гораздо легче, — ехидно прошептал Игорь, поднимаясь по ступенькам. На всякий случай он уже перешел на немецкий… хотя, если бы охрана действительно могла их слышать, вряд ли это облегчило бы ситуацию.
— Все как есть напишу, не постесняюсь, — подтвердил Феликс. — Так, ты молчи, понял? С твоим среднерязанским прононсом ты за немку точно не сойдешь.
— А я шведка, — гордо ответил Игорь. — У них бабы все крупные, страшные и говорят басом. Я бы вписался.
— Тон голоса это тоже проблема, кстати…
— А я простуженная шведка. Или охрипшая с похмелья. От тебя, кстати, еще несет тем пойлом, что ты хлестал на приеме…
— Как ты смеешь называть пойлом… — начал было Феликс, но тут же поспешно растянул губы в приторной улыбке. — Добрый вечер!
— Собрание уже началось, — та самая пожилая дама холодно скользнула по ним взглядом.
— О, прошу прощения, кажется, мы запутались… — Феликс умел при необходимости менять тон голоса, однако с возрастом такие трюки становились все сложнее, и сейчас он старался быть немногословным. — Мы войдем?
— Второй этаж, направо, — сообщила им дама… язык не поворачивался даже мысленно назвать ее «старушкой» — столько в ней было достоинства. Даже удивительно, насколько иначе она держалась с послом.
— Простите мое любопытство, но… перед нами сюда зашел мужчина… — реплика была брошена уже в спину удалявшейся хозяйке, но та остановилась — резко, точно наткнувшись на невидимое препятствие.
— Нет, — произнесла она. — Никаких мужчин. Никаких мужчин в этом доме с тысяча девятьсот шестьдесят пятого. Об этом можете не беспокоиться.
Феликс не нашелся, что ответить, поэтому молча кивнул, изобразив на лице некую пародию на то ли понимание, то ли сочувствие, и отправился наверх.
— А бабушка-то в курсе, — прокомментировал Рогозин. Убедившись, что его никто не видит, он вынул пистолет, сбросил с головы дурацкую шляпку, прикрывавшую его далеко не женскую стрижку, и сразу стал выглядеть увереннее.
— Не похоже… — задумчиво пробормотал Феликс. — В том-то и проблема, что говорила она совершенно искренне.
— В крайней комнате скопление людей, но… все сигналы слабые, точно они спят, — Игорь нахмурился, оглядывая ряд совершенно одинаковых дверей в коридоре второго этажа. — И кто-то прямо по курсу… двое. Собрание, видимо, там, где много…
— Навыки оператора плюс логические умозаключения — прекрасно! — ехидно сказал Феликс. — А еще можно табличку прочесть.
И указал на картонную стрелку с надписью «Собрание — туда».
Игорь только отмахнулся. Быстро пересек коридор, отработанным движением прижался к стене, осторожно потянул на себя дверь. Феликс только вздохнул. Почему-то он совсем не ощущал опасности, интуиция молчала — а ей он привык доверять, так что спецназовские замашки коллеги сейчас его только смешили. Он решительно распахнул дверь — и замер, удивленно оглядывая помещение.
— Эй… дамы? Простите, если помешал, но…
— Они не просто спят, — сказал возникший за его спиной Игорь. — Они истощены, кто-то тянет из них энергию. Мне все это очень не нравится.
Феликс замешкался, рассматривая безвольно обмякших на стульях разновозрастных женщин, и поэтому вздрогнул от неожиданности, услышав грохот — это его не в меру инициативный коллега вышиб дверь, за которой скрывалось еще двое обитателей этого странного дома.
— Стоять! — крикнул кому-то Игорь, по привычке — по-русски, но тут же опомнился и продублировал по-немецки. Феликс выбежал в коридор — и успел увидеть, как по лестнице проворно несется вниз темноволосая девица в узких джинсах — и как она в них бегала, непонятно. Игорь, конечно, догнал бы ее, если б его одежда не была еще менее подходящей для бега. Феликс рассудил, что внизу ее все равно остановит охрана, если Игорь додумается позвать их на помощь, поэтому вновь позволил себе замешкаться и заглянул в открывшийся дверной проем.