Рогозин молча выбрался наружу, махнул Саше, призывая выйти следом, и направился к проходной.
— На въезд у нас права нет, — пояснил он вполголоса. — По крайней мере, если не скандалить с начальником охраны. Ничего, пешком дотопаем.
— Так что здесь находится? — вновь попытался выяснить Саша, когда они преодолели проходную с внимательно изучившим их документы охранником.
— Всего лишь институт ядерной физики, — небрежно ответил майор. — Даже не слишком засекреченный.
«Интересно, как тогда выглядит совсем засекреченный», мысленно усмехнулся Саша.
— Не слишком похоже это все на институт…
— Надо же сотрудникам где-то жить? Вот и вырос целый маленький городок вокруг. А институт — чуть дальше… И туда еще придется пропуск оформлять.
— И тут бюрократия, — проворчал Саша. Игорь покачал головой.
— В данном случае — безопасность. Слишком много здесь занятных штуковин, которые можно взорвать.
За получением пропуска последовал визит к местному начальнику охраны. Тот явно был заинтригован их появлением, но подробностей выяснять не стал — не по статусу ему, видимо, набрасываться с вопросами. Игорь вежливо выяснил у него, где работает некий Ларионов, и они отправились бродить по коридорам высокого светлого здания института в поисках указанной комнаты. На прощание майор посоветовал начальнику охраны не поднимать тревогу, если камеры наблюдения в одной лаборатории выключатся ненадолго.
— Мы нашли кое-что интересное в переписке убитого профессора, последней жертвы наших одержимых сантехников, — на ходу объяснил он Саше. — Его бывший студент работает здесь, они поддерживали контакт и бурно обсуждали в своих письмах новости передовой физики. Кое-что из их переписки имеет прямое отношение к делу.
Остановившись перед очередной дверью без опознавательных знаков, майор повернулся к спутнику.
— Вроде это четыреста вторая, если верить логике… Слушай внимательно, запоминай все, ладно? Сможешь подтвердить, если что.
— Если что? — подозрительно переспросил Саша. Не нравились ему подобные намеки.
— Ну… мало ли что. Как говорил поручик Ржевский, случаи разные бывают…
«Обитателем» комнаты оказался худощавый мужчина неопределенного возраста — с таким лицом он мог быть и студентом, и уважаемым сотрудником, которому далеко за тридцать. Бейджик на халате, впрочем, сообщал, что это и есть искомый товарищ Ларионов Б., м.н.с. и к.ф.-м.н. При виде удостоверения Игоря сей персонаж только хмыкнул скептически, всем своим видом демонстрируя, что уж кто-кто, а он перед родиной чист и невинен, и нечего беспокоить занятых людей, лучше б ловили шпионов где-нибудь подальше. То ли чувства его мгновенно отражались на лице, то ли Саша уже научился с такой легкостью воспринимать чужое настроение, но отношение его было совершенно явственным.
— Мы не отнимем у вас много времени, — заверил его Игорь, вынимая из кармана какую-то неприметную коробочку. — Минут двадцать, зато в течение этих минут мы можем быть уверены, что нас никто не слышит.
— Кроме охраны на посту, — уточнил физик, сохраняя скептическое выражение лица. Майор покачал головой и продемонстрировал коробочку, поставив ее на стол
— Глушилка. Охрана предупреждена. Этот разговор слишком важен, не хотелось бы поднимать панику.
— Ну-ну, — неопределенно пробормотал мужчина, скрестив руки на груди.
— Перейдем к делу, если не возражаете. В переписке со своим бывшим научным руководителем вы упоминали…
— Стоп-стоп-стоп, — замахал руками физик, выражая бурное негодование. — Мою личную переписку читают спецслужбы? Вот она, хваленая демократия с гражданскими свободами!
— Было бы чему удивляться, — пожал плечами Рогозин. — Я не сомневаюсь, что ее и местная служба безопасности фильтрует, вы же все-таки не на фабрике мягких игрушек работаете… Но в данном случае, мы изучали не вашу переписку, а профессора. Вы ведь знаете, что с ним случилось?
— Не знаю, — Ларионов помрачнел, опустил взгляд, сделал несколько шагов по комнате, обернулся несколько нервно. — Там история непростая, верно? Его убили?
— Его убили из-за информации, которую он получил от вас, — жестко произнес майор, и физик, наконец, заткнулся, замерев на месте.
— Незначительные отклонения в данных, — продолжил Рогозин. — Ничем не объяснимые статистические погрешности. Вы писали об этом.
— Н-но я же не у-упоминал, какие данные! — от волнения мужчина начал слегка заикаться. — Я… без конкретики, просто… не называл ни приборов, ни параметров…
— Это и неважно. Профессор ваш был склонен к мечтательности и фантазированию. Может, это и хорошо для ученого — умение делать далеко идущие выводы, предсказывать отдаленные последствия открытий. Только вот иногда эти последствия не столь радужны, как хотелось бы… Вы в курсе, что он любил рассказывать студентам о своей теории параллельных миров?
— Ну, это не совсем верный термин… — рассуждая на хорошо знакомую тему, физик явно почувствовал себя спокойнее. — Зарубежные коллеги предложили такой термин — браны, от слова мембраны, по аналогии со струнами… Вы знаете, я всегда больше интересовался более приземленными вещами, теория бран и теория суперструн это такие, честно говоря, всего лишь красивые математические абстракции…
— Тем не менее, о них упоминается даже в школьных учебниках, — веско сказал майор. — Мне все равно, какими теориями описывать происходящее. Я — практик, причем в той области, в существование которой вы даже не поверите… Но, как практик практику, могу сказать — отклонения от расчетных параметров наблюдаются не только у вас. Постоянные мелкие колебания значений, которые не объяснить ни статистикой, ни ошибками приборов — так вы сформулировали в своем письме, кажется?
— Примерно, — кивнул Ларионов. — Но я по-прежнему не понимаю, что опасного в этой информации…
— Информация… ключевое слово — информация, — кивнул Рогозин. — Материя, энергия и информация — то, из чего состоит мир. Хотя, насчет материи кое-кто сомневается… Профессор сделал вывод о том, что в наш мир может проникать информация из некоего параллельного, так? Энергия и материя не проникают, наша Вселенная — термодинамически закрытая система, но информация! Она не имеет плоти и массы покоя, так он выразился, верно? Вы не представляете, насколько эта мысль меня поразила, потому что я пришел к тому же выводу…
— Это… как вы верно подметили, склонность к далеко идущим выводам, было у него такое… — проворчал физик. — Я думаю, если б подобное наблюдалось, это выражалось бы в более заметных эффектах, чем мелкие погрешности в наших экспериментах.
— Вы, конечно, не верите в магию? — спросил Рогозин, слегка улыбнувшись. Физиономия его собеседника мгновенно продемонстрировала, что тот думает об умственных способностях своих сегодняшних посетителей.
— Но если бы магия существовала, — продолжил майор, нисколько не смутившись, — то областью применения ее была бы работа с вероятностью событий. Как говорили ваши предшественники из французской, кажется, академии наук, камни не падают с неба, потому что их там нет. Никто не в силах материализовать камень из пустоты, это противоречит законам термодинамики. Но если существует вероятность, что кто-то бросит камень в вашу голову, магу остается только увеличить эту вероятность до статистически значимой, понимаете, о чем я? Это перераспределение энергии путем работы с информацией.
— Это еще более бредовая абстракция… — покачал головой физик, но во взгляде его появилась задумчивость, выдающая напряженную работу мысли.
— Все в том же школьном учебнике физики написано, что статистически возможно закипание чайника на выключенной плите, потому что векторы движения молекул воды в нем случайно совпадут! Просто случится это, наверное, один раз за все время существования Вселенной.
— Примерно так, да, — усмехнулся Ларионов. Игорь во время разговора постепенно подбирался к нему, и теперь стоял достаточно близко, чтобы посмотреть ему в глаза своим фирменным гипнотическим взглядом. Физик, конечно, замер, как кролик перед удавом.