Саша не любил больницы, и сомневался, что его отношение в ближайшее время изменится. Безысходность – вот что стоило написать на каждой стене здесь, над каждой мигающей лампочкой на приборах.
«…Это явление из области, где научные определения заканчиваются, - объяснял ему Феликс. Вот что такое отрицательная энергия? Как можно отдать больше, чем имеешь? Известное дело, каждое живое существо излучает в тепловом и множестве других диапазонов, но только разумное существо может додуматься до такой глупости - отдать больше энергии, чем есть у него изначально. И вот тогда его баланс становится отрицательным, выражаясь языком мобильных сетей… Наблюдал я таких… героев. Может человек одним ударом целый отряд положить, может. Но и сам потом не встанет, вот ведь какая незадача…»
«…как маятник, - объяснял Тимофей. – Помнишь, как я того типа в психушке растормаживал? Вот он некроманта этого проклятого в такой маятник и затянул, только сильнее… Позволил ему установить связь – и ударил, пацану мозги выжгло в кашу, такое напряжение было… я результаты вскрытия смотрел. Он ведь хотел не просто носителя уничтожить, а чтобы сущность эта энергетическая вместе с ним сгорела».
Почему-то все считали своим долгом тщательно разъяснить Саше, что именно произошло. Чего они ждали в ответ, интересно? Что он кивнет, встанет из кресла, придвинутого к постели Игоря, и пойдет по своим делам?
«… можно попытаться восполнить этот отрицательный баланс, - говорил Феликс. – Тогда он ненадолго придет в себя – а потом его утянет еще глубже в «минус». Это уже не теория, это проверено. Пытались мы накачивать энергией тех, кто валялся в коме. Их хватает на минуту-другую… рассказать какую-нибудь особо важную информацию успеют, и все. Мозг вырубается необратимо. Там уже и аппарат не спасет, накрывай простыней да звони родным… Ну не плачь, мальчик, не надо. Я тебе рассказываю все как есть, чтоб ты знал. Мы же так делать не собираемся… если, конечно, какой-нибудь умник из руководства не решит, что Игорек обладает особо важной информацией… Пока этого не случилось, есть время что-то придумать. Наука тоже на месте не стоит… Я так думаю, нужно дать ему энергии больше, чем он затратил, тогда получится. Вот только где ее взять столько-то… Я, конечно, докладывал наверх, просил привлечь какого-нибудь… компетентного специалиста. А вот нет, говорят, у них операторов такого уровня, и не предвидится. Можно попробовать… собрать нескольких, сделать круг усиления. Алиса, лиса этакая, знает, как это провернуть, уже рыскает по кустам. Но опасаюсь я, не найдется желающих. А засранцы в штабе, небось, только рады. Игорек для них безопаснее в таком состоянии – хоть ничего нового не выкинет, и то хлеб. С докладом-то его до сих пор носятся, решают, то ли наградить его за это, то ли посадить…
- Есть какой-то способ рассчитать, сколько людей нужно? – спросил Саша. – Может, мы справимся? Если мы все соберемся…
- Тут, мальчик мой, вопрос не в количестве, а в балансе между количеством и качеством, - туманно пояснил Феликс. – Чем больше людей, тем сложнее их объединить. Потом, нет единой классификации.. Пытались как-то операторов классифицировать по уровню силы. Нонсенс получается, mon cher, или по-русски – херня, вот честно тебе скажу. Сегодня так, завтра эдак. Один в одном силен, другой в другом. А как определить, сколько он затратил, в каких единицах силу измерять?
- Да хоть в ньютонах, хоть в джоулях! – резко сказал Саша, чувствуя, как внутри закипает злость. – Нельзя же просто ничего не делать!
- Ты понимаешь, родной, - проникновенно сказал мужчина. Присел с ним рядом на подлокотник кресла, положил руку на плечо. – Мы попробовать можем, но второго шанса не будет. Если ошибемся, если недотянем… только и успеем, что попрощаться. Кто на себя возьмет такое решение, а? Ты возьмешь?»
«… читал я этот его доклад. Они давно готовили прорыв, может, лет двадцать, - говорил Аркадий, нервно меряя шагами комнату. – Искали подходящие врата, выбирали место и время. Сначала сверху решили зайти, ты не думай, они не идиоты. В правительство лезли, шарили в мозгах у таких людей, что без охраны даже в сортир не выйдут. А они не знают ни хрена, эти люди. Тогда решили снизу, исподволь, через простых людей, через молодежь… И ведь все он вычислил верно, ну зачем сам полез, зачем? День всего выждать – мы б туда целой армией выдвинулись, да хоть танки пригнали бы, знаешь, сколько генералов на уши поставили с этим докладом? Президент чуть в обмороке не лежал, говорят, он же вообще не в теме, а тут такое… понятное дело, это тебе не в твиттере чирикать… объявим, говорит, чрезвычайное положение… а этот, мать его, герой… ну вот что ему вечно неймется, а?
- Руслан, - сказал Саша. Одно слово, и Аркадий все понял. Остановился, глянул на парня – глаза полыхнули неприкрытой злобой:
- Это он его туда отправил?
- Он не приказывал, - ответил Саша. – Только… посоветовал».
Феликс ушел, тихо притворив дверь, и парень, подумав, вновь пересел в кресло – спать уже не хотелось. Коснулся осторожно волос Игоря, подмечая первые проблески седины на висках. Заметит – начнет, наверное, волосы красить… пижон хренов. Хотя, на светлых волосах не так уж и заметно. Наверно, ему пойдет седина. Он и в шестьдесят еще, небось, будет молодых-наивных студентиков совращать…
- Ну и пусть, - прошептал Саша, склонившись к нему. – Все, что угодно, слышишь? Только вернись…
«…всегда умел оценивать риски, вот чего у него не отнять, - говорила Алиса. – Что он хотел доказать, интересно? И кому? Хотя, есть у меня предположения… Заложницей рисковать не стал, это правильно… это по совести. С каких это пор товарищ Рогозин у нас поступает по совести? Тебе впору медаль выдавать, Санек. За перевоспитание особо безнадежных циников».
- Миронов звонил, рассказывал – все у них тихо, люди возвращаются потихоньку, - сказал Саша, не глядя на лежащего перед ним мужчину. Так было легче представить, что его слушают.
- Ирину его в больницу отправили, на сохранение. Вроде не было выкидыша, повезло ей на этот раз. И правда, мать-героиня. Интересно, ребенку не вредно в таком возрасте подвергаться… психофизическим воздействиям? А может, наоборот… вырастет великим магом, всех нас за пояс заткнет.
«А здесь он бы непременно придумал какую-то дурацкую шутку. Или съехидничал бы насчет того, от Кости ли этот ребенок вообще».
- Тех ребят, что в виде зомби по кладбищу скакали, до сих пор обследуют, но, похоже, отделаются потерей памяти. Что бы это ни было у них в голове, теперь оно исчезло. Вы их остановили… теперь, если будет новый прорыв, мы заметим, правда ведь?
Забывшись в разговоре, Саша глянул на Рогозина, ожидая ответа, и вздохнул прерывисто, осознав, что не дождется. Склонившись к нему, прижался губами к щеке, там, где падала тень от ресниц, провел осторожно пальцем, разглаживая едва заметные морщинки у виска. Все бы отдал, наверное, чтобы увидеть снова его глаза, его живой, смеющийся взгляд.
- Ничего, - прошептал он тихо. – Я подожду. Я буду здесь.
«Правда в том, - говорил ему Феликс, перебирая бумаги, - правда в том, мальчик мой, что через неделю или месяц, но домой ты все-таки поедешь. Займешься своими делами… на учебе, небось, тебя совсем потеряли, а? Станешь приезжать раз в неделю, раз в месяц… сначала тебя будет тянуть сюда боль, потом – память… однажды это превратится в ритуал. А потом ты найдешь более важные дела. А потом ты забудешь. Все забывают, это правда жизни. Вечно страдают только психбольные и персонажи псевдоисторических романов. Ой, ну не надо драм, знаю, знаю, сейчас ты хочешь разбить мне голову вот этим торшером, и это потому, что чувствуешь – я прав. Хочешь, устрою экскурсию по палатам? Здесь еще пациенты есть. В разном состоянии. Думаешь, они кому-то нужны? Правительство оплачивает счета за электричество, что питает их аппараты искусственного дыхания, и это все, чего они заслужили своими подвигами, увы…»