— Ну можно я хоть дочитаю? Интересно же… — Саша изо всех сил пытался сопротивляться - ему эта сомнительная идея не очень нравилась, все-таки он придерживался старомодного мнения, что на работе надо работать — тут и настроение другое, и атмосфера…
— Читай, читай, студент, — фыркнул Игорь, и нежно прихватил губами мочку его уха. Саша понял, что текст перед глазами просто расплывается. Но даже в расплывающемся тексте взгляд выхватил пару крайне шокирующих строчек.
— Что? — спросил он растерянно. — Мертвый младенец перегрыз пуповину?
— Ладно, — вздохнул Игорь, распрямляясь, — ты победил. Признаю, мертвые младенцы — это слишком даже для меня!
И удалился в свое кресло, кидая на Сашу обиженные взгляды. Выглядело это весьма комично, и парень захихикал.
— Конечно! — майор драматически воздел руки к небу. — Если к тебе пристает начальник, вспомни о самом верном средстве — о мертвых младенцах! У него пропадет всякое желание, и твоя задница будет в безопасности!
Фыркая от смеха, Саша все-таки продолжил читать рапорт.
— Вот однажды, — ворчал тем временем Рогозин, — когда я стану старым, лысым импотентом, ты пожалеешь... но будет поздно!
— Да ладно вам, — Саша понял, что дочитать прямо сейчас ему все-таки не дадут, и с улыбкой отодвинул папку. — Готов искупить свою вину, честно-честно!
— Тогда иди к дяде на коленки, — Игорь с невинным видом похлопал себя по колену, ну прямо-таки образцовый педофил. Саша уселся на указанное место, и успел прочесть еще кусок довольно-таки бессвязного рапорта участкового, пока с него целенаправленно стягивали штаны вместе с бельем.
— А что там было насчет подробных инструкций? — пробормотал он, не желая так просто сдаваться. Тоже мне, нашел себе секретаршу по вызову! Хотя желание уже захлестывало — все-таки, было в этом нечто волнующее, запретное — вот прямо здесь, в кабинете…
— Какие тут инструкции? — удивился Игорь, поднимая его рубашку, чтобы пройтись цепочкой быстрых поцелуев вдоль выпирающих костяшек позвоночника. — Будете импровизировать… Когда происходит неизвестно что, это лучшая стратегия!
Тело уже довольно привычно отзывалось на прикосновения умелых рук мужчины, и дочитывал рапорт Саша исключительно из принципа — все равно возбуждение слишком мешало вникать в текст. Потом, конечно, папку пришлось отодвинуть, чтобы уцепиться за край стола, удерживая себя на весу, а Игорь медленно, но настойчиво тянул его вниз, насаживая на себя… Вцепившись в стол, следуя мягко направляющим его ладоням, лежавшим на бедрах, Саша то приподнимался, то опускался, кусал губы, стараясь не издавать лишних звуков, но все же невольно постанывал, насаживаясь глубже. В этом что-то было, безусловно, вот только после пары минут таких движений у парня заболели мышцы пресса, о чем он смущенно и сообщил начальнику.
— Вот, надо качать пресс, а я тебе что говорил? — назидательно сказал Игорь, укладывая его прямо на стол. В этой позе, конечно, процесс пошел быстрее, а со стола посыпались сначала бумаги, потом карандаши… Прикусив ладонь, чтобы сдержать стоны — все-таки, он сомневался в надежности звукоизоляции, Саша повернул голову и увидел вдруг фоторамку, которая мелко подпрыгивала от вибрации, но падать, кажется, не собиралась.
Фотка там, конечно, была та же, что и всегда. Этот проклятый Руслан с Игорем, на фоне леса. Повинуясь безотчетному порыву, Саша двинул локтем и смахнул ее на пол — вдруг да сойдет за случайное движение? Рамка неожиданно звякнула, рассыпавшись осколками стекла.
— Ах ты маленькая злючка, — сказал Игорь, полушутливо укусив его за плечо. Все-то он видит, понятное дело… ну хоть не кинулся фотку поднимать. Зато отстранился от Саши, и шлепнул его чувствительно ладонью.
— А за диверсию знаешь, что полагается?
Саша не заметил, откуда Рогозин выхватил длинную деревянную линейку, и вскрикнул от неожиданности, когда та со свистом опустилась на его задницу. Он попытался рефлекторно прикрыться рукой, но руки были заломлены за спину, и еще несколько ударов оставили след на ягодицах, как он ни уворачивался. Этим, впрочем, дело и ограничилось.
— Безобразник, анархист и диссидент, — прокомментировал майор и снова пристроился сзади, и тут же поцеловал его в плечо, словно показывая, что спонтанная экзекуция окончена.
Саша бунтарских порывов больше не проявлял, только стонал от накатывавших волнами ощущений, да прогибался послушно вслед за движениями Игоря. Зуд от шлепков, как ни странно, только обострил удовольствие, хотя, когда все закончилось, парень не преминул потереть демонстративно задницу и глянуть на начальника обиженно.
— Больно? — спросил Игорь, притянул его к себе, погладил ласково стремительно бледнеющие полоски на коже — следы от ударов.
— Скорее обидно, — сказал Саша. — Это же просто фотка!
— Вот именно. Надо ж мне хоть как-то тебя воспитывать, а? Просто фотка, да. Если предмет вызывает у тебя бурную эмоциональную реакцию, это еще не повод швырять его на пол.
— Если человек вызывает у вас эмоциональную реакцию, это еще не повод хранить его фотографию на столе, — проворчал Саша в ответ.
Игорь неожиданно замолчал. Саша мысленно поставил себе огромный «плюс» — кажется, ему впервые удалось переспорить шефа.
— А знаешь, — сказал Рогозин после некоторого размышления, — я ее выкину, вот что. Прямо сейчас. Почему бы и не сейчас? Этот день ничем не отличается от миллиардов других, в масштабах Вселенной.
Вечер закончился почти идиллически — они целый час, не меньше, вдвоем выковыривали из длинного ворса ковра мелкие осколки стекла. Саша пару раз порезался, но его ранки были немедленно «залечены» поцелуями. Пожалуй, даже слишком интенсивно.
— Только не говорите, что у вас еще и на кровь фетиш, — ужаснулся Саша.
— А я давно тебе говорил, что ты связался с психопатом….
Глава 4. Восьмерка Жезлов - Перемены.
Тяжелые капли дождя барабанят по плечам, но дискомфорта это не вызывает. Он сейчас — словно часть этого леса, что жадно впитывает каждую каплю широкими листьями пальм, яркими лапами папоротников, гибкими телами лиан. Одуряющий запах цветов, земли и влажной древесины заполняет пространство, шум дождя напоминает чей-то ненавязчивый шепот, стеной окружает его, отрезает от внешнего мира. Даже вездесущие птицы смолкают постепенно — остается только дождь. И зов — точно звук тяжелого медного гонга, прозвучавший не в ушах, но где-то на границе сознания. Саша идет по едва заметной тропинке, не в силах противиться зову — да он и не пытается, напротив, почти бежит навстречу, легко касаясь босыми ступнями теплой влажной земли, охваченный радостным ожиданием чуда.
Тропинка поворачивает, и сквозь зеленый хаос тропического леса проступают очертания побелевших от времени стен старого храма, буйно оплетенных лианами. По стене ловко карабкается обезьяна, но, завидев гостя, спрыгивает и с визгом исчезает в глубине джунглей.
Учитель ждет его на пороге, улыбаясь приветливо. Саша едва узнает своего наставника — его лицо никогда не было таким загорелым, а волосы — такими светлыми, выгоревшими под беспощадным индийским солнцем. В его улыбке — мудрость тысячелетий и отрешенность бессмертного, в его глазах — мягкий свет бесконечной любви ко всему сущему…
— Намаскаара-ха, — произносит он, и откуда-то приходит знание — это приветствие на санскрите.
Он протягивает руку и уводит парня за собой, в темноту и влажную прохладу храма. Они идут по огромному залу, и сотни свечей загораются вокруг, превращая темноту в медовый полумрак. Тонкие струйки дыма поднимаются над курильницами с благовониями, заполняя воздух ароматами сандала и листьев дерева бодхи.
Ласковым и уверенным движением учитель сбрасывает с его плеч кусок ткани, в который парень все это время заворачивался. Сам он снимает рубашку и остается в свободных белых штанах из грубой ткани.
Саша тянется робко к нему, чувствуя желание и одновременно понимая, что в этом месте они могут позволить себе не более, чем вот этот почти целомудренный поцелуй. Прижимается к бронзовому от загара телу, чувствуя на спине горячую ладонь…