– Все, хоть убейте меня, но я больше не могу, – обреченно произнес он.
Зверев опешил от такой неожиданности и дернул Татьяну за руку. Они остановились.
– Что с тобой? – превозмогая отдышку, выпучил глаза капитан.
– Лучше пристрелите меня, как загнанную лошадь, сил моих больше нет, – садясь на пятую точку и глядя в пол, отрывисто проговорил Четырин.
– Зато они могут, – ответил Алексей, показывая пальцем в темноту коридора, которую на глазах разгонял свет приближающихся факелов. Шум бегущей толпы нарастал. Зверев схватил Виктора за шкирку и хорошенько встряхнул. – Вставай! Вставай же! Ну!
Он, пятясь, потащил Четырина за шиворот, пока не уперся в стену. Капелька холодного пота скатилась по спине Зверева.
– Ты что, капитан? – испуганно спросил Виктор, боясь повернуться.
Но тот только разжал руки, и Четырин упал на пол.
– Все. Это конец. Идти дальше некуда.
– Господи, помоги. Господи, помоги, – обреченно зашептал Виктор и лихорадочно начал креститься.
– Ты же не веришь в Бога. Думаешь, это тебе поможет? Знаешь, сколько раз я к нему обращался, когда у меня на глазах умирали зеленые, только что принявшие присягу восемнадцатилетние парни? Я умолял его каждый день, каждый час, каждую минуту, а они все гибли и гибли. Я первый лез под пули, чтобы оградить ребят от смерти, а их матерей от слез, но все впустую. Я лишь получал медали. Было такое ощущение, что пули просто не видят меня. Где справедливость? Зачем мне такая жизнь? И почему они, а не я? Долбанная судьба! Убить себя совесть не позволяет, а продолжать жить, как я живу, уже тошно! Так что прекрати причитать, Витек! Мы в самом сердце земного ада, и Бог вряд ли нас тут слышит, а уж тем более видит!
Татьяна молча смотрела на капитана. В ее глазах был и ответ, и понимание. Она чувствовала его, как никто другой.
Никто из троих не удивился неожиданному появлению Матвея, лишь Виктор слегка вздрогнул. На мгновение им показалось, что появись перед ними сама смерть, они бы и ее приняли с полным безразличием, настолько они были уставшими и морально подавленными. Старик посмотрел на девушку отрешенным взглядом, потом повернулся к капитану.
– Я укажу вам две двери, но войти вы можете только в одну из них, опираясь на холодный ум и на то, что подсказывает вам сердце, – Матвей протянул вперед обе руки. Тяжело застонали стены, сложенные из огромных камней, из разрастающихся трещин повалила пыль. Глаза старика блеснули синим огнем. Пыль рассеялась, и он обратился к Звереву. – Ты играешь в игру, которая уже проиграна. Ты пал давно, твоя душа летит в небытие – не тащи их за собой. Ты слеп, согласно условиям игры, которую тебе навязали. Послушайся своего разума, хотя в данный момент он и не принадлежит тебе. Ты добровольно идешь в ад. Твое упрямство обернется поражением, пойми это. А тот, кто добровольно падает в ад, уже предал все, во что верил. Теперь не то время, когда можно просто улыбаться и убивать, – оно прошло. Не делай того, о чем пожалеешь. Апокалипсис близко. Вы – его начало и только вам решать, состоится он или нет. Вы его всадники. Вы тяжелые фигуры в этой игре. Помните это.
– Проклятье! Да хватит его слушать! – прокричал Виктор и кинулся к двери.
– Стой! Не надо!
Но было поздно. Четырин рванул дверь на себя, и тут же яркая вспышка ослепила их, и, кроме прорывающейся через закрытые веки белой пелены, они больше ничего не видели. Резкий толчок швырнул их в пустоту. Стало холодно. Тела покрылись гусиной кожей. Как только все оказались по другую сторону двери, она закрылась, а потом и вовсе исчезла. Только Матвей чему-то ухмылялся, словно предвкушая скорую развязку.
Глава XXVII
ГЛАДИАТОР
Гладиаторские игры возникли из погребального обряда этрусков, включавшего человеческие жертвоприношения. Со временем обряд видоизменился: обреченных на смерть перестали убивать сразу, а заставляли с мечами в руках сражаться около могилы – слабые проигрывали бой и погибали, а победители оставались в живых, вызывая восторг зрителей. Римляне впервые увидели это жестокое представление в 264 году до нашей эры на бычьем рынке, где на поминках по Бруту Пере, устроенных его сыновьями, сражались три пары гладиаторов. Зрелище показалось горожанам столь необычным и примечательным, что это событие было внесено в летопись Рима.
Зверев закрыл глаза рукой, прячась от слепящего света. Он почувствовал, как его мышцы напряглись и окаменели. До слуха доносился гул шумящей толпы. Опустив руку и присмотревшись, капитан увидел перед собой большую арену и амфитеатр, уходящий в небеса. Гул нарастал и становился все четче и четче. Рядом с Алексеем были Татьяна и Виктор. Четырин щурился от яркого света и тихо матерился.