Машина наконец сорвалась с места и, вывернув с Садового кольца на Цветной бульвар, тотчас уперлась в хвост исполинской «пробки», которая, надо думать, голову имела аж на Трубной. А то и дальше, на Неглинной, если даже не на Кузнецком мосту… До чего же столица, и особенно центр, сейчас перегружена легковым, да и не только легковым, транспортом!..
— Понимаю… — между тем согласился с репликой собеседника Игорь Дмитриевич. И тут же перевел разговор на очень важную для него тему: — Ты мне лучше вот что скажи, Антон. Только откровенно… Я так понимаю, что все убитые — твои люди?
Антон Валерьевич сделал вид, что отвлекся на проезжающий мимо «джип», отвел глаза в сторону.
— Не совсем так, — промямлил он, упорно изучая застывшую рядом чужую машину.
— То есть? — Крутицкий был как никогда прямолинеен и настойчив.
«Пробка» чуть продвинулась вперед и «джип», рванув вперед и подрезая угол, оказался впереди. Тоха нехотя отвернулся от окна, однако и на приятеля старался не смотреть.
— То есть?.. — нехотя начал он раскрываться. — Как бы тебе все попроще объяснить, дружище… Понимаешь, Игорек, у меня есть несколько непосредственных официальных помощников, которые работают исключительно на меня. Я им, естественно, доверяю, и я за них, соответственно, отвечаю. А они уже при необходимости контактируют с кем-то еще, кого я чаще всего не знаю и которые обычно не знают о моем существовании, нанимают дополнительные силы для выполнения тех или иных задач.
Машина подалась еще немного вперед. Справа проплыл самый дорогой, безумно дорогой московский рынок — Центральный. Наверное, он создан специально для иностранцев и «новых русских» всех национальностей. Что ж, такой, наверное, тоже нужен столице…
— Понятно. Вассал моего вассала — не мой вассал, — задумчиво прокомментировал слова депутата от криминала Крутицкий.
— Что? — не понял тот.
— Да так, к слову пришлось, — пояснил Игорь Дмитриевич. — Закон взаимоотношений в феодальном обществе: вассал, то есть иерархический подчиненный, моего вассала — не мой вассал… То есть подчиненный моего подчиненного — не мой подчиненный… Только ты, Тоха, не уходи от ответа. Я у тебя четко спросил: знал ли ты лично убитых и являются ли они твоими людьми?
Возможности для маневра словами больше не было.
— Да я не ухожу, Игорек. Просто на твой вопрос нет однозначного ответа, — все же попытался еще немного подпустить туману Тоха, которому очень не хотелось даже в такой ситуации признаваться в своих контактах, пусть и через посредников, с Быком. — Ваську-Рядчика и Жеку… Ну, этого, Евгения Алексеевича из «Плутон-Евро-тура»… Я и в самом деле их знал, мы с ними имели некоторые общие дела. Васька накануне своей гибели даже советовался со мной, стоит ли принимать предложение этого Валентина, — признался на всякий случай Антон Валерьевич в эпизоде, который ему, скорее всего, ничем не грозил.
Сейчас было не до того, чтобы скрывать что-то второстепенное. Как выпутываться из ситуации, прикинул он, будем думать потом — сейчас главное уйти из-под острия, которое нацелил таинственный киллер на него.
— И что ты посоветовал?
— Да ничего, — совершенно искренне признался Тоха. — Сказал, что в серьезных делах каждый должен принимать решение только сам, чтобы потом других не винить в собственной неудаче… Сказал, что каждый умирает в одиночку… Надо ж, как в воду глядел…
— А в чем оно все-таки состояло, это предложение? — небрежно поинтересовался Крутицкий.
Теперь он смотрел в окно машины, любуясь медленно, рывками, продвигающимся слева рядом черных, по времени года, деревьев.
— Да так, — нехотя процедил сквозь зубы Тоха. — Сейчас-то ясно, что он лапшу вешал… Понимаешь, Игорек, все это херня, на которую наплевать и в пыли ее растереть. Главное в другом: он, этот самый Валентин, или как его еще, четко знает, кого на чем и как купить. Он, знаешь ли, все просчитывает, все предусматривает, все предугадывает… Это как Абдулов в фильме «Гений»… Ваське он посулил пятьсот процентов дохода за две недели — а тот, дурак, от жадности на подобный доход и клюнул. Как он Жеку заманил в Планетарий — ума не приложу. Но, знаешь, что интересно: меня туда он никак не заманил бы, Ваську или еще кого — тоже. А то, что Жека клюнулся именно на Планетарий и поперся на звезды смотреть — меня не удивляет… С наркоманом этим — ты понимаешь, надо ж было так все продумать, чтобы пакетики подменить, да еще и такую дезу через вторые-третьи руки подпустить, чтобы не один придурок гробанулся, а сразу много придурков… И киллера того на стройку как-то ведь заманил… Нет, он умный, бестия, очень умный!
— Ну, что умный, в том спору нет, — согласился Игорь Дмитриевич. — Только ведь, Тоха, и он, скорее всего, не киношный гений, вполне возможно, он в чем-то уже прокололся, только мы, да и ты тоже, пока не вычислили, в чем именно… Ну а ты не шерстил свою команду, может, это кто из ваших резвится? Сам же говорил, что он подозрительно хорошо обо всем осведомлен…
К его удивлению, Тоха не воспринял это предположение в штыки. В замешательстве пожал плечами. Чувствовалось, что об этом он уже думал, причем, думал неоднократно.
— Напрочь исключать такой вариант, конечно, не стоит, — проговорил бизнесмен. Однако счел нужным добавить: — Хотя я, признаться, сомневаюсь.
Крутицкий отреагировал мгновенно. Иной раз именно такие оговорки дают ключ в руки следствию.
— Почему? — спросил он.
В данном случае его расчет не оправдался.
— Посуди сам, — спокойно и раздумчиво начал излагать свои соображения Тоха. — Свой перевертыш такими выкрутасами заниматься не стал бы. Он бы наоборот сделал все, чтобы эти убийства были как можно более обезличены. Согласен? А тут явно какая-то цель преследуется. Вот только какая? Знать бы, черт его побери!
Куритицкий хмыкнул:
— Если бы знать, какая цель преследуется, и вычислить, кому это выгодно, было бы несложно.
Они помолчали.
Антон Валерьевич был явно напуган происходящим. Обозначился бы явный враг, было б куда проще: можно было бы или договориться с ним, или предпринять ответные адекватные меры. Было бы открытое явное нападение, можно было б защищаться, принимать какие-то контрмеры. А так, лупить по площадям вслепую…
У Игоря Дмитриевича настроение было иное. Если сначала он откровенно желал как-нибудь избавиться от этого дела, то теперь в нем проснулся настоящий охотничий азарт. То, что идет охота конкретно на команду Тохи, на него лично, перед собой не стоило лицемерить, мало волновало. А вот то, что все эти пронумерованные карточки — вызов лично ему, Игорю Дмитриевичу Крутицкому, его отделу, всей правоохранительной системе, сомнения не вызывало. Как Шарапов в свое время спрашивал: зачем, мол, банда везде свою метку в виде черной кошки оставляет?.. Так и здесь: его лично, профессионала, Игоря Дмитриевича Крутицкого, всерьез заинтересовало, что означают эти карточки, которые оставляет на месте преступления таинственный киллер.
А это уже само по себе немало значит — уязвленная гордость профессионала!
— Ладно, Тоха, будем думать, — решительно сказал Крутицкий. — Будем искать… А ты вот что. Во-первых, предупреди всех своих, что как только кто-то из них получит какое-то необычное предложение, пусть тут же сообщит тебе. Ну а ты, естественно, проинформируй меня… Второе: любое упоминание имени Валентин, хотя скорее всего это, так сказать, рабочий псевдоним, тем не менее, любое упоминание имени Валентин в присутствии любого из твоих подручных должно быть тут же известно тебе. Пусть в десяти случаях, в ста это будет лишней тревогой — но на сто восемьдесят первый раз, глядишь, что-то, да прорежется… И еще вот что. Пусть твои ребята подумают, прикинут, повспоминают, может, кто-то раньше пересекался с кем-то по имени Валентин… Понимаешь, этот человек так хорошо знает тебя и твоих людей, что это не может быть случайным…
— Понял, — уныло согласился Антон Валерьевич. — Держи меня в курсе.
— А ты меня.
Депутат нажал клавишу и произнес:
— Останови у ближайшего метро.
Такой вариант устраивал и Крутицкого. Лишний раз демонстрировать перед коллегами свои контакты с этим человеком, который явно замешан в темных делишках и вокруг которого происходят таинственные события, ему никак не хотелось.