— Беги к своему другу. Но умоляю, будь осторожнее.
Он привычно кивнул. Это присказка «будь осторожнее» была у матери любимой. Он так привык к ней, что не вслушивался в ее смысл. Не задумывался, с кем и почему надо быть осторожным и что будет, если ослушается. Допил молоко, ловко проскользнул у левого плеча матери, но она перехватила его за пояс штанов и, пока он брыкался, успела с хохотом чмокнуть его в висок, нос и щеку, становясь за этим приступом веселья снова молодой и почти счастливой.
— Возьми для Юргана, — сунула она ему в руку теплый сверток, и он вспыхнул ушами оттого, что та в курсе его страшной тайны. Ведь с Юрганом «Он» запретил дружить под страхом порки. Мать ничего больше не сказала и легонько подтолкнула его в сторону выхода. — Иди-иди…
Из замка он выскользнул, воспользовавшись неприметной калиткой метрах в пятистах от основных ворот, и, не оглядываясь, припустил через поле к темной полоске леса. К ручью, где старая, но все еще могучая ива купала ветви в холодной воде, образуя плотный резной шатер, под которым давно и надежно было устроено убежище и место встречи.
Юргана он увидел не сразу. Худой, почти прозрачный, лопоухий, своей изящностью напоминающий кленовое семечко-крылатку, он сливался с лесом своей неподвижностью. Йохан почти добрался до ручья, когда заприметил-таки друга, который высматривал что-то на противоположном берегу ручья. Тот одной рукой махал, приглашая подойти поближе, а палец другой прижимал к губам, призывая двигаться потише. У Йохана аж сердце подпрыгнуло. Не иначе Юрган собирался показать ему еще одно чудо. Он, ступая медленно и осторожно, добрался до берега ручья и уставился туда, куда показывал друг.
— Видишь? — прошептал тот.
Йохан присмотрелся, но ничего особенного не увидел. Обычная зеленая поляна, пара серых камней, покореженная временем сосна и трухлявый пень на краю лужайки, ближе к кромке леса. Йохан открыл было рот, чтобы сказать, что ничего не видит, как вдруг за пнем что-то ожило и завозилось.
— Вижу! — завопил Йохан, и тут же сам себе зажал рот и, пытаясь унять скакнувшее во весь опор сердце, прошипел сквозь пальцы: — Вижу-у-у… А кто это?
Существо, усердно чистящее усы в теньке у старого пня, выглядело как жирный серый кроль, вот только его лобастую основательную голову венчали крепкие ветвистые рога. Йохан присмотрелся повнимательнее и понял, что у пня копошится целый выводок этих странных рогатых зайцев.
— Точно видишь? — нахмурился Юрган. Теперь он смотрел не на противоположный берег, а на Йохана. Смотрел и хмурился, словно был не рад, что тот разглядел странный выводок.
— А что? — ответил вопросом на вопрос Йохан.
— Это вольпертингеры, — вздохнул Юрган. — Люди их обычно не видят.
— Но почему? — Йохан хотел почесать нос и только тут вспомнил про кусок пирога, завернутый матерью в тряпицу. Протянул другу угощение и уселся прямо на траву, сбрасывая грубые башмаки и опуская ноги прямо в холодную быструю воду.
— Потому что их видят только те, кто хочет видеть. Сквадеров, лисунов, подлянок видят многие. Но вольпертингеров не видит почти никто. Боятся…
Йохан не стал спрашивать, отчего боятся. И так все было ясно. Чудес в Уне не любили, а точнее, боялись. Юрган знал об этом лучше других и вздрагивал от страха при каждом резком звуке. Сжимался и виновато улыбался, становился меньше в размере. Даром что ровесники с Йоханом, а выглядел лет на двенадцать, не старше. Но только внешне. Знал и умел Юрган не в пример больше. Жаль только, показывал неохотно.
— Значит, во мне все-таки есть магическое? — с надеждой подался вперед Йохан.
— Нет, Йохан, — улыбнулся Юрган и вцепился зубами в пирог. — Твои родители простые люди. Но я не стал бы так беспокоиться на твоем месте. Ничего хорошего тебе это не принесет. Уж поверь мне.
— «Он» называет мать ведьмой, — нахмурился Йохан и настроение сразу испортилось. Словно и не было целой недели свободы, веселья и безграничного общения с сыном колдуна-травника Юрганом, чья семья жила тут в лесу и с которым он водился с пеленок, наплевав на слухи, сплетни и предупреждения, что ничем хорошим эта дружба не кончится. Йохану на все было наплевать. С Юрганом было страсть как интересно. То птица к нему на плечо спускалась, с небесно-голубым оперением, то цветы на поляне, куда ступала его вечно босая нога, расцветали. Юрган каждый листок в Красном лесу знал и уважал. И стоило Йохану разодрать колено по неосторожности, как Юрган срывал пару травинок, зачерпывал пригоршню хрустальной воды из ручья, перетирал все это с парой-тройкой фраз на непонятной тарабарщине между ладонями, прикладывал к ране и та исчезала, затягивалась, становилась старым бледным шрамом на глазах.
— Отец говорит, Дидрич Ханну ведьмой называет не за колдовское начало, а за то, что замуж за него не пошла, — не глядя на Йохана, пояснил Юрган, и того даже передернуло из-за того, что имя матери прозвучало рядом с «Его» именем. А Юрган тем временем спокойно утер рукавом рот от ежевичного сока, словно и не замечая, как друг отчаянно дернул плечами. Губы у него посинели и выглядел он диковато. Хотя Юрган и в обычные дни не выглядел как нормальный человек. Ни дать ни взять лесной человечек-веточка.
— Как не пошла, когда пошла? — проворчал Йохан, отворачиваясь.
— Пошла, да не с первого раза, — Юрган заботливо разложил тряпицу, в которую до этого было завернуто угощение, на траве и, пошарив вокруг, сорвал пару кружевных листочков. — Да и волосы у тебя и у Ханны черные как ночь, а у Дидрича серые…
— Как у крысы! — добавил Йохан, глядя, как Юрган добавляет к порванным листьям новые, острые, сиреневого окраса. Помедлил и повторил упрямо то, что не раз говорил до этого: — Не мой он отец. Я это чувствую.
— А кто ж твой отец тогда? — удивился Юрган.
— Да мало ли, — Йохан с чувством пнул ногой высунувшийся из травы бледный гриб. — В деревне говорят, что тут недалеко сам великий Тайфель жил.
— Йохан, — сказал приятель так мягко, что у того под ложечкой заныло. Знал наперед, что Юрган скажет, и знал, что тот прав. Только легче от этого не становилось. — Не придумывай попусту. Дидрич богат и силен. И любит твою мать. Всегда любил. Любил так сильно, что однажды возненавидел.
— Да разве ж так бывает? — возмутился Йохан. Юрган подобрал остатки растоптанного гриба, добавил к выросшей горстке на тряпице, потом сверху сыпанул мелких, светлых, кудрявых побегов и решительно завязал платок в узелок. Повернулся к Йохану и сказал как-то уж очень по-взрослому:
— В этой жизни и не такое бывает.
Протянул ему платок и прибавил:
— Передай это Ханне. Пусть разотрет все и прикладывает на… — осекся и не до говорил. Йохан молча взял сверток. Юрган не первый раз передавал травяные сборы, которые мать прикладывала потом на синяки и кровоподтеки, оставшиеся от большой любви сэра Дидрика.
— На ярмарку в Уну завтра пойдешь со мной? — спросил, чтобы разговор в другую сторону увести.
— А разве тебя отпустили? — недоверчиво покосился Юрган.
— «Он» в Морию уехал по делам на неделю, — хмуро ухмыльнулся Йохан. — Так пойдешь?
Юрган замешкался. В деревне он и его семья не показывались. Хотя к его отцу, такому же высокому прозрачному, но почему-то не по годам совершенно седому, бегали со всей Уны. Только вот бегали тайком, когда совсем уж припекало. Кому от слепоты травку, кому от подагры, а кому и от мужицкой слабости. А так по дворам шептались больше, что колдовское отродье, темное, да мало ли что у них там на уме. Мать рассказывала, что лет эдак тридцать назад семья Юргана жила на краю деревни. Но как урожай побило небывалым градом размером с перепелиное яйцо, так и вовсе стали говорить, что все это из-за того, что колдуны да маги решили людей вывести. Тогда-то семья Юргана в лес и перебралась окончательно.
— Да не бойся ты, — правильно истолковал его сомнения Йохан. — Ты же не один будешь, а со мной. Я какой-никакой, а сын сэра Дидрика, — покривился в злой усмешке. — Со мной тронуть не посмеют.
Юрган явно колебался. Йохан вообще не помнил, чтобы последние годы семейство друга выбиралось из леса.