— Это зеркало из вестафского серебра-серебра, — раздалось из глубины комнаты. — Они всякое показывают-показывают…
Йохан, не успевший остыть от бега по лесу и озадаченный встречей с повзрослевшим двойником в зеркале, повернулся и увидел сгорбленного седого мужчину, едва признавая в нем Сигварда. С последней их встречи тот еще сильнее согнулся и истончал.
— Ну, может, не все зеркала, но те, что мастерил Ладвиг, уж точно-точно, — пристально глядя на него, пробормотал Сигвард. Йохану всегда странно было, что у таких стариков, как Сигвард и Фая, был сын его ровесник. — Иной раз такое покажут, что уж лучше и не видел бы-не видел бы…
Йохан мотнул головой, прогоняя наваждение. Каждое последнее слово в предложении Сигвард повторял, будто сам себя переспрашивал и сам сомневался в сказанном. Йохан даже не был уверен, что Сигвард осознает, кто перед ним. Ум пожилого мужчины, казалось, был подернут мутной пленкой. Тот устало махнул рукой и, наконец, отвернулся, отведя от Йохана цепкий взгляд. Потом тяжело опустился на скамью и надолго замолчал. Йохан не выдержал и бухнулся перед ним на колени:
— Простите меня! — Он хотел сказать это отчетливо, но горло перехватило и вырвалось неразборчивое сипение и хрип. — Я виноват!
Откуда-то из дальнего угла донеслось всхлипывание и невнятное бормотание Фаи. Сигвард, обернувшись, бросил пару слов на непонятном языке и снова посмотрел на него.
— Ты молод-молод, — вздохнул он наконец. — Загодя ведь не попрощаешься-не попрощаешься. Даже если наперед все знать-знать.
Йохан вздрогнул и перевел взгляд на зеркало, желая убедиться в правильности своей догадки.
— Вы знали, что Юргана… — он сбился, не зная, как словами сказать при отце о смерти единственного сына.
— Все мы живем на земле для чего-то-чего-то, — повздыхал Сигвард. — И я, и Юрган, и ты-ты… Ты будущий владыка этих земель, разве ты позволишь-позволишь?
Йохан помрачнел.
— Что я могу? — воскликнул он. — Вот если бы я мог научиться магии!
— Магия лишь инструмент-инструмент, — возразил старик и вдруг схватил Йохана за локоть неожиданно цепко. Зашептал горячо, быстро и почти не сбиваясь: — Инструмент опасный-опасный. В злых руках магия может стать орудием убийства-убийства, в хороших врачевать-врачевать. Вот только не от магии все идет! А от человека-человека. Не только колдун может перевернуть мир, но и обычный человек. Помни об этом-об этом! — Колдун-травник легко положил ладонь на макушку Йохана, потрепал по длинным вихрам и добавил вдруг ясно и понимающе, посмотрев на него: — Не зря же мой мальчик погиб-погиб. Его смерть начало твоего пути-пути. Пути воина. Твой отец по нему прошел, и тебе суждено пройти-пройти. Иначе все, что сделал твой отец, пойдет прахом-прахом…
Сердце Йохана опалило невидимым огнем. В горле пересохло.
— Я знал, что Дидрик не мой отец! — воскликнул он и всем телом подался к Сигварду. — Кем был мой отец? — Йохан вцепился в его руку, про себя молясь об одном, чтобы разум старика не померк до того, как тот успеет ответить на все вопросы, что скопились у него. Взгляд старика уперся в зеркало, которое теперь стало мутным, как старческий выбеленный взгляд. Сигвард молчал, полностью погрузившись в воспоминания, и Йохан, не вытерпев, тряхнул его за руку. — Каким он был?
Бледные губы Сигварда наконец дрогнули:
— Не сильный маг-маг, но доблестный воин-воин… — прошелестел он откуда-то из своих воспоминаний, и его улыбка стала светлеть. — И благородный дух-дух. Тот, кто не побоялся собой пожертвовать, чтобы остановить зло-зло…
— Какое зло? — замер Йохан. Он все так же продолжал стоять на коленях на утоптанном земляном полу подле сидящего на лавке старика и сжимать его руки. — Мой отец погиб?
Сигвард пожевал провалившимися губами и чуть нахмурился:
— Четверо должны были удержать зло-зло. Ремесленник, учёный, лекарь и воин-воин. Воину суждено было умереть. Но разве он умер-умер?
С этими словами колдун оторвался от зеркала. Его глаза ясно и даже весело глянули на Йохана, а ладонь легла ему на волосы почти с отеческой лаской.
— Нельзя пускать зло обратно в мир, понимаешь-понимаешь? — впился он глазами в лицо Йохана. Тот зачарованно кивнул. Старик снова зачастил. Он явно волновался и, видимо, от этого повторял слова все чаще. — Зло не в колдовстве, зло в людях-людях.
— Но что же мне делать? — воскликнул Йохан, чуть не плача от бессилия. Вместо ответа старик поник головой и уставился куда-то в пространство. Силы и ум враз покинули его. Йохан вскочил на ноги и принялся трясти его за плечи, словно таким образом мог найти в нем то, что отвоевало время.
— Не трогай его, — раздался звонкий и ясный голос, и из тени вышла Фая. Йохан вздрогнул. Это был первый раз, когда он слышал голос матери Юргана. До сего момента она представлялась ему почти немой. Он отступил от Сигварда и отпустил руки, а Фая, подойдя к мужу, обняла его голову и прижала к груди, будто тот был маленьким ребенком, хотя на деле Фая была маленькой и коренастой, а Сигвард длинный и худой. — Он устал. И я… Я тоже устала от всего этого.
В отличие от Сигварда, ее взгляд был полон здравомыслия и уж она-то прекрасно знала, о чем говорит:
— Вы, мужчины, способны думать исключительно о великом! Об истории, о судьбах других людей, а на собственные семьи вам плевать! — продолжала Фая, сверкая глазами. — Твой отец отдал свою жизнь, чтобы остановить Великого Тайфеля, но разве вспомнил он о твоей матери, когда шел на это? О том, как ей будет житься без него на этом свете? И кто защитит ее?
Йохан подумал о матери. Какие же страшные тайны у нее в голове и как свято она их хранит. А главное, как она могла предать память отца и связаться с этим жутким падальщиком сэром Дидриком. Фая, подтверждая его мысли, зло сплюнула на пол себе под ноги.
— После смерти твоего отца из твоей матери будто душу выкачали. Поверь мне, она такой не была, уж я-то знала хохотушку Ханну. Но так уж судьбой суждено. Твой отец был одним из четверых, кто смог низвергнуть Великого Тайфеля, но за это он поплатился жизнью. И весть о том, что Ханна носит под сердцем дитя, его не достигла. Хотя я готова положиться, что и это бы его не остановило!
— Зато мой отец был героем и остановил зло! — выкрикнул Йохан, борясь с тем фактом, что в словах Фаи есть правда. Гордость за только что обретенного отца боролась в нем с невольной обидой за ту жертву, которую он понес. Фая словно прочитала его мысли:
— Глупый мальчишка! Зло нельзя остановить. Оно расползается чумой от жилья к жилью и множится в сердцах людей, которые сидят в четырех стенах и боятся выйти наружу слово сказать в защиту тех, кто погибает за них.
— Значит, людям надо объяснить! — упрямо воскликнул Йохан. Плечи Фаи опустились, а взгляд заволокло. Она подняла руку к лицу, чтобы стереть наваждение, и тихо пробормотала:
— Ты такой же, как отец. И сколь долго Ханна не пытается уберечь тебя от дороги, которой прошел твой родитель, ты упрямо стремишься именно туда. Но помяни мое слово, в конце этой дороги тебя ждет одно. Смерть.
— Мне плевать! Лучше умереть, чем жить в страхе и унынии! Сэр Дидрик готов на все, чтобы вернуть Великого Тайфеля, а если темный маг вернется, то последних магов сотрут с лица земли. И он не один. Ему помогает какой-то жуткий тип по имени Мортэ! — Йохан сжал кулак, словно нащупывал рукоять меча. — Я этого не допущу!
Женщина молчала. Ветер на улице унялся, и в домике было очень тихо. Только зеркало за спиной Йохана слабо потрескивало, словно в нем росло невидимое напряжение, едва сдерживаемое тонкой границей между реальный миром и чем-то неведомым. Казалось, в тишине, хранимой в комнате, затаилось что-то огромное, едва сдерживаемое и готовое вот-вот прорваться.
— Пойдешь в одиночку на главу Инквизиции? — с усмешкой глянула на него Фая. — Да ты хоть представляешь, кто он такой? Что он такое?
Йохан вздрогнул. Вспомнил голос, идущий из глубины тела, мертвые губы и призрак без лица, и в домике словно опять похолодало. И прежде, чем он успел задать вопрос, Фая опередила его и торопливо предостерегла: