— Не торопись! — прорычал ему в шею Ладвиг, прихватывая за загривок зубами, чтобы остудить и успокоить. — Тебя надо подготовить.
Но Йохана уже невозможно было унять.
— Сейчас! — глухо скомандовал он, находя руку Ладвига и целуя шершавую ладонь. — Хочу так! Немедленно!
И резко притерся задом о раскаленный каменный член. Ладвиг глухо простонал, но извивающийся под ним парень смел остатки терпения. Его осталось ровно на то, чтобы кое-как увлажнить слюной пылающую головку и не ворваться в тугое нутро, а медленно протолкнуться, глуша стон наслаждения в спутавшихся волосах Йохана.
Парень почувствовал, как опалило огненной болью изнутри, и невольно вцепился зубами в ладонь Ладвига, вдыхая горький дымный дух его кожи. Сжал руки в кулаки и с хриплым стоном сам подался назад, насаживаясь на возбужденную плоть до упора.
— Не смей больше бросать меня! — вырвалось у него то детское, мальчишечье, слабое. То, что кружилось на языке.
— Никогда! — выдохнул Ладвиг в ухо и принялся вбиваться в него, глуша его отчаянные жадные стоны в широкой, как лопата, ладони.
Йохан почувствовал, как жгучая обида и страх взрываются в его груди и вместо них ширится и растет наслаждение. Острое, горячее и огромное, как небо. Оно затопило его, ослепило и расплавило в медвежьих сильных лапах Ладвига. Сплело с ним в единый узел и швырнуло их на постель мокрых, задыхающихся и повязанных навсегда.
— Никогда, — повторил Ладвиг, обнимая его и заворачивая в себя, как в большой теплый кокон. — Никогда.
========== Глава Двадцать третья, в которой мнения разделились, а Фурло куда-то запропастился ==========
Тишина лишь на мгновенье,
Дрозд продолжит песнь свою…
Это словно наважденье…
Дрозд поет…
Сон покинул Ноэля внезапно. Словно его вытолкнули из безопасного убежища обратно в реальный мир, забыв поинтересоваться, хочет ли он возвращаться или ему проще оставаться в блаженной спокойной дреме. Явь, в которой он больше не знал, кто он и зачем существует, ледяной лапой стиснула сердце. Ноэль распахнул глаза и уставился прямо перед собой. В комнате, где он находился, было темно, тем не менее лунный свет, роняя на пол четко расчерченные оконными рамами фигуры, оказался достаточно ярок, чтобы суметь различить прямо над своей головой искусно вышитый золотыми нитями герб. Ноэль присмотрелся: над ним на темно-синем бархате полога раскинула крылья птица, надежно охраняемая чудовищем, свившим свое длинное тело в кольцо. Ноэль сделал глубокий вдох, и с секундной задержкой тихая дрожь прокатилась по полу, заставляя Ноэля вздрогнуть.
— Кто здесь?
Он рывком поднялся на постели и замер. Было тихо, словно сотни невидимых наблюдателей замерли, выжидая вместе с ним. Ноэль, так и не дождавшись ни звука, выдохнул, и легкий выдох облегчения тут же эхом повторился где-то под потолком. И вслед за этим на Ноэля обрушилась целая лавина звуков. Вокруг него запорхали легкокрылыми бабочками отзвуки прежней жизни большого дома. Что-то или кто-то пытался достучаться до него через толстые вековые льды его забвения. Другие воспоминания, чужие мысли, прошлая жизнь обступали его, тревожа и дыша в затылок. Щекотали лоб и губы, трогали невесомо сердце, пытаясь пробудить ото сна. Все это многоголосие было едва различимо, но Ноэль упрямо вслушивался в то, что хотели сказать ему стены, и постепенно тихие шорохи, тончайшее кружево чужого шепота и нежный перебор струн стали складываться в едва слышную мелодию. Чей-то голос, отдаленно знакомый, но чужой и отстраненный, тихо напевал под журчание струн:
…Пой ты нам о чувствах страстных,
Где господствует любовь!
Пусть не будет дней напрасных,
В сердце слышен каждый зов…
Слова были легкие, мотив незатейливый, но в голосе поющего звучало столько горечи, что у Ноэля перехватило дыхание. Музыка лилась из ниоткуда, проникая прямо в сердце, а слова складывались сами собой.
Тишина лишь на мгновенье,
Дрозд продолжит песнь свою…
Это словно наважденье…
— Дрозд поёт: люблю, люблю… (*) — неожиданно для себя шепотом откликнулся Ноэль. Его голос был хриплым, а слова оцарапали горло. Они вылетели сами по себе, хотя Ноэль не знал этой песни и определенно никогда раньше ее не слышал. Стоило ему произнести последнюю строчку, как по мановению волшебной палочки звуки стихли. Словно кто-то оборвал песню, прижав струны ладонью. Все снова замерло, и теперь комната не отличалась от любой другой роскошной комнаты. Но находящиеся в ней тяжеловесная мебель, ковры и прочие предметы роскоши Ноэля мало интересовали, в отличие от странного незнакомо-знакомого голоса. Ноэль соскользнул с кровати, постоял еще несколько минут и понял, что больше ничего не услышит. Пора было отправляться на поиски тех, кого видел на Верлоренском перекрестке перед тем, как его мозг, перегруженный непосильной ношей, отключился. Ноэль яростно почесал за ухом и решил, что в первую очередь нужно найти Фурло. Присутствие наглой ехидной зверюги успокаивало.
Он толкнул тяжелую дверь и выскользнул в длинный темный коридор. Там никого не было, но при его появлении на стенах один за другим ярко вспыхнули факелы в замысловатых подставках. Повинуясь направлению, в котором они зажигались, Ноэль вышел к широкой лестнице, ведущей на первый этаж. Именно оттуда и доносились приглушенные голоса людей, которые, судя по повышающемуся тону, о чем-то спорили. Ноэль спустился на пролет и замер, прислушиваясь.
— Он опасен, — донесся до него сочный мужской бас, в котором Ноэль опознал кузнеца Ладвига. У Ноэля аж кулаки зачесались от злости. Было понятно как белый день, что собравшиеся внизу решали его судьбу. Теперь, когда все стало на свои места, Ноэль превратился в бомбу замедленного действия. Ноэль и сам это понимал. Однако эта мысль, озвученная Ладвигом, вызвала острое отторжение.
— Не более чем раньше, — спокойно возразил ему другой голос, при звуке которого в груди Ноэля разлилось тепло. Раньше этот голос потрясал глубины его сознания невероятными децибелами, что в сочетании с обещанием кары небесной заставляло сердце екать, а глаза искать удобный закуток, чтобы запрятаться, пока гнев учителя не пройдет, однако сейчас он отчетливо понял, что Грохан стоит на его стороне и будет защищать его до последнего. — Ноэль не превратился в Тайфеля лишь потому, что ему стало известно истинное положение вещей. Думаю, это здорово подкосило его, но он сильный мальчуган и способен на многое.
— Ничего я не мальчуган, — пробурчал Ноэль, едва сдерживая улыбку. Даже сомнения о том, кто же он такой и что делать со своим новым статусом, отступили на задний план. Если Грохан верит в него, то все будет хорошо. Ноэль аккуратно спустился на пару ступенек ниже и вытянул голову, чтобы увидеть собравшихся. В этот момент еще один голос — моложе и выше — вплелся в общий разговор.
— Ноэль, конечно, странный, слегка рассеянный и, сказал бы даже… дурной, но я бы не назвал его опасным, — вступил Йохан. Ноэль едва не фыркнул на слово «дурной», но вовремя сдержался. Выдавать свое присутствие не хотелось. Не часто ему удавалось послушать, что на самом деле думают про него люди. Хотя в случае с Йоханом лучше было бы и не знать.
— Йохан, ты понятия не имеешь, о чем говоришь, мальчик мой, — снова раздался густой голос Ладвига. — Я уже сталкивался с Тайфелем, и поверь мне, это чудовище, способное на все. А в данный момент оно дремлет всего в нескольких метрах от нас в теле мальчишки, который понятия не имеет, что за монстр заперт в его теле.
— Я знаю только то, что за всеми нами охотится армия констеблей, больше похожих на зомби, во главе с Дидриком. А еще некий господин Мортэ, но что самое главное — таинственный сын Тайфеля, который хочет получить наши головы на блюде в качестве подарка. И нам с ним не справиться. Если только… — голос Йохана замер, словно мысль, которую он собирался озвучить, даже ему казалась бредовой. — Если только Ноэль не поможет нам.