Меж тем краски сгущались, и по информационным каналам со ссылкой на целебные западные источники просачивалось все больше информации о том, что вблизи российских границ начинаются одно за другим военные учения и маневры натовских войск, перемещение разного рода группировок. Страны НАТО устраивают одно совещание за другим. Послы мечутся от своих резиденций до мест тайных встреч со своими агентами. Во всех посольствах России за рубежом срочно начались ремонты. Это могло означать только одно — страны, на территории которых имелись российские посольства, приступили к установке дополнительного количества «жучков».
Все официально и с пониманием относились к ситуации в России, но тем не менее ряд вопросов, поставленных перед ней ранее, стал уже решаться по-другому, без всякого соответствия с предыдущими договоренностями.
Администрации президента через МИД все еще удавалось сглаживать углы, которые возникали в ходе двусторонних отношений с большинством стран, однако ряд государств все же отозвали своих послов из Москвы, прикрываясь самыми разными легендами.
Наконец послевыборные страсти улеглись.
На Россию опустилась очередная новопрезидентская ночь.
Настя с Владимиром Сергеевичем в кроватке и в теснейшем окружении Татьяны с челядью решили остаться в эту ночь в отведенных покоях в Кремле. Они подумали, что тащиться в загородную резиденцию в Миколино очень далеко и ни к чему: завтра с утра в Кремле полно работы — надо будет провести целый ряд официальных встреч.
Долго в коридоры Кремля не приходила тишина. Службы несли свои вахты допоздна. Тяжелые оконные шторы стояли колом, не шевелясь. Ни ветерка, ни дуновения. В Кремле установился штиль. Шумели только дорогие кондиционеры.
Маленький президент Макаров нервничал, плакал и никак не мог уснуть. К нему были вызваны самые емкие кормилицы со всего Золотого Кольца, которые по очереди давали ему пробовать свою грудь. На какой-то девушке из Рязани его вкус успокоился. Пососав достаточно долго полюбившееся ему жирное молоко, малыш уснул. Настя переложила его в маленькую красиво сплетенную корзину, подаренную президенту отменным мастером из Лукошино. Корзина создавала маленькому Макарову некий уют в огромных властных покоях. В этом теплом гнездышке ему было очень хорошо, там он был в безопасности, а то желающих потормошить его такое множество, что Настя опасалась, как бы его не сглазили. Детей, особенно хорошеньких, часто сглаживают недоброжелательные люди. А тут таких… Они желают ребенку счастья, но не от души, и этого порой бывает достаточно, чтобы испоганить ему всю оставшуюся жизнь.
Теперь Настя относилась к Владимиру Сергеевичу как к своему ребенку. Она быстро свыклась с новой долей, но при этом она не ощущала себя вдовой она чувствовала себя родиной-матерью. Была вся такая гордая, что ухаживает за президентом, вся такая величественная и неразговорчивая. Татьяна и Шарлотта Марковна по-доброму завидовали ей и частенько просили подержать маленького Макарона на руках. Потому что, когда держишь на руках президента, возникает ощущение, что держишь на руках всю страну, и появляется вселенская ответственность за нее.
Бек дремал под столом в комнате, где стояла корзина со спящим президентом. Бек принюхивался к воздуху. Как лаборант, он делал свои личные пробы и замеры окружающей среды. Сегодня он остался особенно доволен полученными данными и оттого впал в спокойную дрему.
Наконец, в Кремле уснули все. И за Кремлем уснула страна после напряженного месяца, полного серьезных и важных событий.
Страна улеглась переваривать увиденное и услышанное за день, чтобы утром, как ни в чем не бывало, отправиться на работу, приступить к своим обязанностям, прясть, пахать, лить металл, в конце концов. Не имеет ведь никакого значения, что там творится наверху. У каждой власти свои причуды. Чего только не бывало на долгом веку России — и самозванцы ее испытывали, и самые неожиданные наследники всплывали, и убийствами царей тешились проходимцы, передавая власть как бы наследникам, за которыми прятались своры убийц. И законных царей убивали. Чего только не было — и предательства, и кровь!
А здесь случай совсем мирный, можно даже сказать, демократически потешный, веселый где-то, где-то таинственный. Но ведь и Россия тоже есть тайна, а у каждой большой тайны должны быть свои маленькие. В этом и есть величие России.
Люди засыпали гордыми за себя, за свою необычную и любимую до непоняток страну.
Не спал только Бек.
Дождавшись, когда глухой ночью все стихло и охрана прикорнула кто на подоконнике, кто в кресле, кто стоя, как лошадь, Бек осторожно, в несколько приемов, пооперся передними лапами на стол, аккуратно взял зубами корзину со спящим Макароном, стащил ее на пол и стал волоком увлекать прочь из спальни. В коридоре, перед носом клюющего охранника, собака поудобнее перехватила корзину с президентом, чтобы та не волочилась по земле, и рванула с ней к окну. Пробив массой двойные рамы, собака исчезла в темноте Кремлевского двора. За ней следом, очнувшись от звона стекла, бросилась охрана. Но пока подавались соответствующие и правильные команды, собаки и след простыл.
Беку удалось незаметно миновать все кремлевские дворовые переходы, пройти под сенью колокольни и незаметно пересечь огромный кремлевский двор. Бек сначала влез под Царь-колокол, отдышался, потом проскочил и посидел с минуту за Царь-пушкой, после чего пропустил мимо офицерский наряд, и уж только потом через маленькую калитку в большой двери ворот Спасской башни выскочил на Красную площадь. За елками, за трибунами, мимо мемориальных досок, мимо Музея Революции он незамеченным проскользнул на Манежную площадь. Опять отдышался, осмотрелся. Когда сирены стихли, он дошел до Тверской и отправился по ее левой стороне вверх.
Москва была практически безлюдной.
Бек знал, что путь его прям и долог, поэтому он не спешил, хотя знал, что к утру он должен обязательно успеть покинуть столицу. Более того, желательно успеть пересечь окружную дорогу. Хотя ладно, если не успеет, там есть масса акведуков.
Ему предстояло добираться до места не менее чем за сутки. Он экономил силы, понимая, что это его последний поход.
Через несколько часов, оставив позади город, он решил идти сначала вдоль питерской трассы, чтобы в Клину уйти влево и затем направиться прямо к тому самому месту, куда устремлялось его сознание.
Он бежал вдоль пути, по которому когда-то из Орды в обратном направлении бежал его предок — пес Дар, чтобы поведать братьям-князьям о трагедии, которая постигла младшего — Михаила.
Бек бежал, и в его генетической памяти возникали картины того времени. Вот Миколино, орда и время, когда чужие князья обманом захватили царство, а теперь все вернулось на круги свои, свои князья взяли реванш, и взяли свой особый реванш другие законные российские властодержцы.
Почти все встало на свои места в результате обратного хода событий в голове маленького Владимира. Он дремал в своей корзине, поколыхиваясь от четырехтактной рыси Бека. Перед маленьким Володей закрутилась вся история России, все кровавое месиво сидело в нем на клеточном уровне, как сидит это и в каждом россиянине, поскольку он — часть российского общества.
Россия вновь попала в положение, в котором без кровопролитного сражения власть, появившаяся на свет в результате кровавой бойни, замкнулась на самоё себя, освободив место для новой и в то же время исходной, законной власти, которую уже не свергнуть насильственным путем.
Эти картины и видения, мерцающие в голове Володи, были настолько материальны и осязаемы, что просачивались в его аморфное и мягкое сознание без всяких дисководов, они легко проникали через отверзтое пульсирующее темечко и линейно располагались в мягкой ткани почти зыбкого зачаточного мозга.
Маленький Макарон запросто, без всяких дополнительных устройств, усваивал всю вращающуюся вокруг Бека информацию. Усваивал и сходил на нет.