— Тогда продолжим, — сухо сказала девушка. И продолжила.
Через полчаса я надсадно кричал:
— Да не знаю я, говорю же! Не знаю, откуда он! Я его с-случайно!.. Случайно нашел!
— Ложь! — процедила синеглазая. — Как вы договорились с гимори, если ты не связан с его хозяином?
И настал через следующего пальца. А вот что будет, когда когти закончатся?..
Вечер завершился спустя три ногтя. Когда свежие раны она присыпала каким-то едким порошком, я вырубился. И, видимо, меня отволокли в мою камеру… ну, яму. Потому что очнулся снова именно там.
Утром ко мне сбросили сверток с половинкой черствой — но чертовски вкусной! — булки и какими-то слегка подгнившими овощами. И то хорошо, как говорится. Хотя бы заморить голодом они меня пока не намерены — исключительно пытками.
А днем опять состоялся… допрос с пристрастием. Впрочем, начался он не так, как вчера: вместо эльфийки-живодерки присутствовал молодой эльф с неизменно приятными чертами лица. Ну как молодой — у них возраст определять очень сложно… Просто показалось, что младше других.
— Здравствуй… пленник, — ушастый явно хотел сказать другое слово, но в последний момент вдруг передумал.
Мое тело все так же надежно закрепили на кресле, но палаческие инструменты пока никто не доставал. Наверное, решили потянуть ожидание — подготовить клиента, так сказать.
Эльф подошел поближе, наивно похлопал золотыми глазами и добавил:
— Минувшим днем, кажется, мы начали не так, как следовало… Перед… принесением страданий надлежало просто поговорить. Но ты должен нас понять — мы значительно стеснены во времени. Нам очень важно выяснить, кто и где сотворил гимори. Этого гимори. Такого гимори.
Он со всем возможным вниманием заглянул мне в глаза. Играл свою роль довольно хорошо. Отвращения практически не было заметно. Даже можно было заподозрить сочувствие… в некоторой степени. И, пожалуй, ему можно рассказать и побольше… Вспомнить разные детали… Так, стоп!
Опять колдовское внушение! Не дождешься, урод! Меня дешевым приемом с хорошим и плохим полицейским не разведешь!
— Я сказал все, что знаю, — пробормотал я, с трудом отводя взгляд. Краем глаза подметил, как едва заметно скривил губы эльф.
— Что ж… Зря ты так поступаешь, пленник, — помолчав, словно бы с грустью произнес он. — Гораздо лучше для всех будет, если ты честно и открыто поведаешь обо всем, что тебе известно. Кто ты такой, кто твой хозяин, где он создал гимори, есть ли еще такие… Каких целей он хочет достичь, используя столь омерзительное… чародейство.
— Я нашел тварь в подвале. В лесу развалины, там подвал… — повторил я чистую правду. — Я… э-э… зуб даю, век воли не видать — не знаю, откуда она там взялась.
Кто бы сомневался, что ближайший аналог слова «клянусь» в лексиконе тролля — сугубо уголовный. Но эльф меня, кажется, понял. Снова неуловимо поморщился и махнул рукой:
— Он еще не готов делиться сокровенным. Противится. Приглашайте Ниольтари.
Вычурное имя, которое я отлично различил, принадлежало давешней красавице и мастерице… чтоб ей тролля родить.
На сей раз снимать когти со второй руки не стали — ограничились работой с той, которую калечили вчера. И возилась эльфийка с ней старательнее. Соответственно, и продержался я едва ли двадцать минут. Которые показались долгими годами.
Пришел в себя, конечно, в яме — меня разбудил собственный стон. Глубоко дыша, я поднес к лицу изуродованную руку — и не сдержал вскрика. Мрази, что сделали-то… Это не пальцы, а кровяные сосиски какие-то… С начинкой из жгучей боли.
Вторая конечность работает, но надолго ли?.. Завтра наверняка и до нее черед дойдет. Что будет, когда эльфы решат перейти к более серьезным пыткам, я старался даже не воображать. Пока всего-то суставы выкрутили, даже ничего не сломали… А я бы и так все выдал про черного мага — да вот беда, нечего…
Как же сбежать? Из ямы, закрытой решеткой, с истерзанными руками не выбраться вообще никак. А там еще и часовой. Из-под конвоя при доставке на живодерню и обратно тоже не уйдешь. Точнее, каким-то чудом, может, и удастся… Оторваться на пару метров. Вокруг же лагерь ушастых. Сумку отобрали, и даже когтей почти лишился.
Третий день начался точно так же, как и предыдущие в гостях у эльфов. Разве что идти было куда сложнее — меня, по сути, тащили в пыточный шатер. Кисть жутко распухла, сочилась сукровицей и начинала темнеть. Недолго и до гангрены. Черт, черт, черт, вот бы сейчас открыть глаза — и оказаться под капельницей на больничной койке, с трубкой в пищеводе. Где добрый доктор мне скажет, что я полгода провалялся в коме… Зажмуриваюсь снова и снова — бесполезно. Все тот же полог шатра маячит, все те же проклятые эльфы тащат меня под руки… Гадкие, поганые, изящные, красивые твари.
И тут на глаза попалось то, чего я раньше здесь не видел. Навстречу мне из допросной вели другого несчастного, который чем-то не угодил ушастым. Присмотревшись, я понял, что несчастный на самом деле, кажется, был женщиной — тощей, грязной и замученной. Грубые серовато-черные космы спадают на лицо, голова низко опущена, драные лохмотья укутывают фигуру. Я уставился на нее, пытаясь понять, сколько ее держат в лагере. Думал, что ее тоже заинтересует встреча, но женщина механически, как робот, прошагала мимо, даже не подняв головы. Успел подметить, что с ней что-то не так, неправильно — но не понял, что именно. Должно быть, тоже следы пыток.
Похоже, что она в эльфийском плену гораздо дольше. А ходит еще сама. Это хорошо. Но ее никуда из походной тюрьмы не переводят. Только к «следователю» и обратно, как меня. Это плохо. Нет шансов, что скоро удастся сбежать на пересылке. Не похоже, что она состоится в ближайшее время. Что «разберутся и отпустят», я, само собой, не верил.
А на деревьях шумела молодая листва, ветер донес запах свежей травы… Скоро лето. Увидеть бы его.
Дальше вечер был обычным. Море боли, запах крови и пряностей, мои хриплые крики и вязкая чернота, когда начал погружаться в забытье.
Но теперь меня, когда отключился, не отволокли в яму. А плеснули ледяной водой в лицо и продолжили… Похоже, хотят сказать, что шутки кончились. Ну, я знал, что легкими сеансами не ограничатся… Им ведь очень надо знать, где создали кита-паука. Кто бы сомневался.
В общем, вечер закончился еще хуже, чем обычно. От рук перешли к художественным надрезам и уколам по телу — неопасным, но крайне болезненным. Инструменты, которые использовала длинноухая, — явно плод многовекового опыта. Ничем другим мучения, которые причиняли обыкновенные деревяшки, объяснить я не смог. Правда, думал об этом уже потом. Вначале было, мягко говоря, не до того.
Под конец со мной опять побеседовал «добрый полицейский». Снова сокрушался, что не стремлюсь сотрудничать, и пытался воздействовать напрямую на психику. Снова ушел ни с чем, раздосадованный. Вначале я шепотом, едва шевеля запекшимися губами, умолял его поверить мне. Потом, кажется, громко послал его вслух — точно уже не помню.
Позже, ночью, я лежал на земляном полу, свернувшись калачиком и тихонько подвывая. Пользуясь перерывом между допросами, на которых я вопил, матерился и старался втолковать, что ничего не знаю, даже удалось слегка подумать — лишь бы занять себя чем-то, лишь бы не замирать в ожидании следующего… сеанса. Спать я уже не мог.
В действиях эльфийки-палача я не чувствовал банального садизма. Нет, она меня искренне ненавидела, но не наслаждалась моими страданиями. Словно была неизмеримо выше этого — боль гнилокровки ее не пачкала. Она просто выясняла, откуда взялся «гимори», кто мой хозяин и почему во мне кровь звезд. Как говорится, делала свою работу.
Подозреваю, что эльфы подумали, будто я тоже искусственно создан. Не могли допустить мысли, что такие, как я, могли получиться… естественным образом. Я был в шаге от того, чтобы выболтать что-нибудь о другом мире. И сдерживался только потому, что это бы только все усугубило.
Пока я еще жив. Не знаю, скоро ли дойду до того, что предпочел бы сдохнуть.