Вчерашнее впечатление не обмануло: больше всего невозможный монстр походил на черно-белого кита-косатку — даже пятна на голове были такими же. И белое брюхо. Только этого кита зачем-то поставили на четыре пары хорошо знакомых паучьих ног, а спереди прикрутили клешни. Потом передумали и вместо одной из них пришили вполне человеческую руку. Еще хвост у зверюги загибался кверху и своим рельефом парадоксально напоминал скорпионий, но жала на его конце я углядеть не смог. Взамен него там красовалось что-то похожее на китовый плавник. На морду щедро насыпали разных глаз, а потом получившуюся нелепицу пустили на промысел в леса. Где она почему-то не загнулась, а устроила легкий геноцид местным хищникам. Наверное, часто меняет охотничьи угодья, иначе такой туше не прокормиться — зверье быстро кончится.
По всем законам природы такой твари существовать не могло. А если бы и существовала, то уж точно не в таком климате. Ее части друг другу явно противоречили, это было заметно невооруженным глазом. Хотя бы по тому, как она пожирала волчьи останки: кусала чудовищными челюстями, мотала головой, отрывая куски. На морде при этом бестолково шевелились клешневидные выросты, похожие на жвалы, а толстое горло конвульсивно сокращалось.
Да и ноги эти, мягко говоря, не самый удачный вариант для того, чтобы нести толстую китовую тушу. И вообще, дельфиньи формы тела лучше всего подходят для жизни в воде или рядом с ней. А паучьи ходули для этого не годятся никак.
Ну и главное — совершенно бесполезный высокий плавник на спине. Зачем он нужен на суше? Не как приемник же для солнечных лучей! Тогда он был бы шире как минимум раза в четыре. Еще и хвост этот загнутый — как с таким плавать? А грудных плавников-то нигде не видно, кстати.
Однозначно, судя по нашей с ним ночи, теплокровное животное, но при этом — местами покрытое хитином. Не могу даже представить, как у него с теплообменом.
С клешнями тоже какая-то ерунда — из одной, как я помнил по прошлой встрече, зачем-то тонкие пальцы вытягиваются… Вторая вообще рукой заканчивается.
В общем, может быть, я тут чего-то не понимаю, но выглядит эта тварь нежизнеспособной и несуразной. При всей своей наводящей ужас мощи и явно не самом мирном характере.
А еще мне сильно захотелось понять, почему она на меня не напала. Может, нужно сваливать потихоньку, раз уж членистоногий кит занят едой? Или он в принципе на людей не охотится? Слышал, что косатки к нам в этом плане совершенно равнодушны…
Пока я раздумывал, плавно и боком отодвигаясь к разлапистым елкам, нелепая жуть все же успела дожевать волчьи трупы. Кроме одного куска, бывшего когда-то, видимо, бедром убитого хищника. И теперь зверюга, шумно пыхнув дыхалом и выпустив столб пара на манер паровоза, снова воззрилась на меня. Смотреть в одну сторону всеми глазами сразу у нее не получалось, потому что они были расположены по бокам морды, как и у китов. На сей раз чудовище решило глянуть их левой половиной, и на меня уставились два крупных, посаженных друг над другом глаза. Не показалось мне — они действительно очень разные. Тот, что пониже, — по-моему, именно китовый. Во всяком случае, я себе так и представлял глаз косатки: темный, в тон коже, кругловатый, белок розовеет сосудами. А над ним, чуть смещенный назад, — совсем другой глаз… Миндалевидного разреза, изредка помаргивающий, с длинными пушистыми ресницами, на которых медленно тают снежинки. Почти как человеческий, только больше, и радужка очень странная — ярко-оранжевая, с легким зеленоватым отливом, на солнце горит янтарем.
Под китовым глазом — три или четыре темных пузырька, тоже довольно похожих на органы зрения, но гораздо более примитивные. Ну и дела… Не зверь, а конструктор какой-то. Собери монстра сам. Если и впрямь робот, это многое бы объяснило…
Ну вот, упустил момент. Членистоногая тварь уже тащилась ко мне, прихватив с собой недоеденный волчий окорок. Протянула его своей единственной рукой — кстати, левой — и выжидающе замерла.
— Нет, спасибо, я это есть не буду, — вежливо прохрипел я.
Голос у меня какой-то слишком грубый, звучит как несмазанный. Простудился, наверное. Немудрено.
Ходячий кит, видимо, не понял — придвинул свое угощение еще ближе, чуть не ткнув им мне в лицо. С сырого мяса капала кровь, на него налипли клочки серой шести, отчетливо виднелись борозды от огромных зубов, торчал обломок кости, неаппетитно свисали лохмотья шкуры… Да еще и обслюнявленное оно, должно быть. Нет уж, сам это кушай.
— Не буду, — повторил я настойчивее, для наглядности мотая головой и отпихивая окорок. Ну вот, теперь еще и рукавицы в крови извозил. Рванье, конечно, но других-то нет.
Удивленно пискнув, зверюга кинула недоеденное в пасть и зачавкала. Я детально рассмотрел, как мясистый язык пропихивает кусок в горло, и поперхнулся. Ну и зубки у этой твари, однако ж.
И клешня у нее неполноценная, уродливая. Как и все остальное. Это даже не целая клешня, а скорее только нижняя половинка. Хоть и исполинская, раздутая. Вместо верхней — те самые два пальца, на которые я обратил внимание в подвале. Выглядит жутко, но функциональности никакой, похоже. Разве что орехи колоть. Или черепа. Но полной клешней было бы гораздо удобнее.
Будем оптимистично считать, что меня этой своей недоклешней она больше давить не станет… Не для того же поесть предлагает. Откармливать меня зверюге нет никакого смысла — медведи все равно толще.
С чего она ко мне вдруг так прониклась-то?.. От волков спасла, отогрела, теперь мясо подсовывает. Материнский инстинкт проснулся, за непутевого детеныша приняла? Так я на нее вообще не похож. Надеюсь, по крайней мере. И кстати, какого оно вообще пола?
И почему его рука так сходна с человеческой? Ох, ладно, о чем я вообще думаю? Интерес естествоиспытателя проснулся, видите ли. Нездоровый. Другими вопросами надо озадачиться. Гораздо более важными и актуальными. Как из этих чудесных дебрей выбираться, например. А о том, что это вообще такое было, я поразмыслю потом. Сидя в тепле, в мягком кресле, с кружкой чего-нибудь горячего. Если удастся запомнить место, может, попробую сюда экспедицию собрать. Хотя кто мне поверит… В лучшем случае покрутят пальцем у виска. В худшем — отправят на принудительное лечение, если всюду рассказывать про китов-пауков с клешнями и руками.
Короткий зимний день скоро пойдет к концу — солнце только-только просвечивало между еловыми лапами, заливая поляну лучами, а теперь уже опять начинает смеркаться. Вторые сутки я здесь, между прочим. И уже столько всего случилось. Я до этого даже волков вживую лишь в зоопарке видел. А теперь меня ходячий кит ими накормить пытается. О том, как он их предварительно разодрал на куски, даже вспоминать неохота.
Зато мне при нем, скорее всего, и те бомжи не страшны. Или он их трогать не станет, даже если они меня убивать придут? Кто его знает.
И опять встает проблема, где бы переночевать. На голом снегу спать совсем нет желания, а в подвал возвращаться нельзя — бродяги наверняка наведаются, они же запомнили место. Найдут веревку и спустятся — что тогда?
А тварь, похоже, именно туда идти и намеревается. Вот, развернулась, топчется на месте и помахивает рукой. Точно, у нее же там логово — кости-то на полу явно намекают… Хуже всего то, что я, кажется, и человеческие черепа там узнал. Правда, не уверен — темно же было. Но идти за китом абсолютно не хочется. И ведь явно с собой зовет, сволочь! Что ему от меня надо? Тоже мне, общительный нашелся.
Вот как он отреагирует, если я сейчас возьму и пойду совсем в другую сторону? В еловую чащу, куда глаза глядят.
Помявшись, я еще раз искоса посмотрел на многоногую жуть, которая теперь стояла ко мне хвостом, и обмер. Совершенно явственно увидел, что последняя пара ног у твари была не совсем паучьей. Точнее, паучьими они оказались сверху, а дальше, начиная с одного из нижних суставов, переходили в человеческие колени, голени и стопы. Бледная, синюшная от холода кожа выше щиколоток была сплошь покрыта царапинами, уже подживающими и совсем свежими — очевидно, постоянно режется о плотный наст. Заноз там тоже хватает, мне кажется. Черт, не хотел бы я бегать по этой чаще босиком. Как оно ходит — ему же, наверное, все время больно. Или боли не чувствует?