Ваня замолкает и начинает остервенело помешивать трубочкой лед в своем стакане. Длинно говорить о коротких вещах – профессиональная привычка квайщиков, потому что пока автобус едет 500 километров до конечной точки, гид должен что-то рассказывать. Но Ванина мысль проста, и выражается одним безрадостным предложением: туристы стали агрессивны и неплатежеспособны.
– А, например, богатые ведут себя гораздо культурнее, – продолжает наконец он. – Поэтому я богатых люблю больше, чем бедных. – Мой друг смотрит на меня в упор, и в его затуманенных глазах я вижу классовую ненависть.
– Граф Влад Цепеш однажды созвал всех нищих своего графства на бесплатный обед, – говорю я, – а потом запер в большом амбаре и сжег.
– Уважаю, – Ваня поднимает свой стакан и морщится, потому что у меня только содовая, – за борьбу с нищетой! – тем не менее провозглашает он и залпом допивает.
– Аминь, – соглашаюсь я.
…Рассказывают, что еще в 2009-ом году, в самом конце сезона дождей, за столом в национальном парке “Эраван” собрались старейшие квайщики. Это было в середине августа, спустя ровно сорок лет после открытия фестиваля Вудсток, день в день. Так, по крайней мере, рассказывают.
Во главе стола сидел Доктор, естественно, обдолбанный. Ему, как пассионарию, доступно видеть больше других. Он налил себе рому, затянулся травой из трубки и обратился к присутствующим с такой речью:
“Двухтысячные заканчиваются, дорогие друзья, а вместе с ними заканчиваются и тучные годы туризма. Оглянитесь вокруг, принюхайтесь к этому воздуху и вы непременно почувствуете едва уловимое, но уже очевидное движение всего сущего по направлению к ебеням. Комиссии уже никогда не будут такими большими, туристки – такими доступными, а река Квай – такой полноводной.”
После этого он ни с кем не чокаясь залпом осушил стакан. И как будто бы с того дня все и началось…
Мы расплачиваемся, прощаемся с Кеем и уходим. В кармане у каждого из нас лежит брикет спрессованной марихуаны, только что приобретенный. Я сажусь за руль Ваниного мопеда, он – сзади, и мы выезжаем из переулка.
– Как ты думаешь, сколько весит Кеевский брикет? – говорю я, разгоняясь на безлюдной, залитой солнечным светом улице.
– Тридцать грамм, – отвечает Ваня.
– Ты взвешивал?
– Вроде того.
И он рассказал, как во время прошлого несезона, когда все заработанные деньги бесповоротно кончились, они с Федором N. поехали к Кею и на последние пятьсот бат купили марихуаны. Они выбирали между марихуаной и возможностью пообедать, но колебались недолго. Холодильник был пуст, и из еды были только несколько одноразовых упаковок кетчупа, оставшиеся от лучших времен – когда можно было заказать доставку из Бургер Кинга. И тогда они решили узнать вес купленного товара. Федор держал руки над столом, и на левой ладони у него был брикет, а на правую Ваня клал по одному пакетику кетчупа.
– И получилось как раз три упаковки по десять грамм, – закончил Ваня.
Накурившись в комнате гестхауса, я представил себе эту картину. В ней было что-то арт-хаусное.
"Если про нас, паттайских раздолбаев, – думал я, – когда-нибудь снимут кино (а его обязательно когда-нибудь снимут), то оно должно будет начинаться с этой сцены: в пустой квартире Ваня с Фредом взвешивают на руках траву, и вместо гирь у них бургеркинговский кетчуп."
А ночью мне приснился зомби-апокалипсис на реке Квай. Мне приснилось, что под музыку Джона Мерфи я бегу по плотам нашего плавучего отеля, а за мной гонится толпа ходячих мертвецов в цветастых шортах и в футболках «я люблю Паттайя». Сквозь туман пробиваются лучи застенчивого утреннего солнца, мимо плотов деловито и неспешно плывет бамбук, и камера медленно отъезжает, давая общий план национального парка Сайок, тонущего в зелени как пьяный турист в морских волнах. Зомби рычат и клацают гнилыми зубами, я бегу по скрипучему настилу плотов, а Джон Мерфи все тянет и тянет свои нескончаемые два аккорда.
Август 2014
Подарок с Ямайки
Когда дилер, с которым ты не виделся полгода, приглашает тебя в подсобное помещение бара, отказываться нельзя хотя бы из соображений вежливости. Солнечный день пахнет морем и бездельем, и мы с Ваней курим траву через бамбуковый бонг в маленькой комнатке, спрятанной за кухней.