– На изолированную хоть? – спрашивает Ира.
– Конечно.
– Ну и как? Продвигается?
Парень ухмыляется, приподнимая низ майки. Женщина одобрительно проводит ладонью по стальному прессу, уважительно поджав губы. Затем он напрягает сильную руку, хвалясь матери.
– Молодец. С сентября затрахай всю школу, понял? Покажи, чей ты сын, – наказывает ему та. – А то последний год как ни как.
– Первым делом, мам, трахну директрису.
Он мягко улыбается, кидая зубочистку в мусорное ведро, и уходит.
– Противогаз на завтра приготовь! – кричит она ему вслед.
– Да-да! Конечно! – доносится в ответ из ванной.
– Вот… придурочек мой.
Мужчина, наблюдая за всей этой сценой, сохраняет хладнокровие, но так укоризненно уничтожает взглядом жену, что нежная улыбка с ее лица мигом спадает.
– Степ, харэ, – кидает она ему, составляя тарелки в раковину. – Ты доел?
Он молчит.
– Зато я доел! – говорит Глеб и тянется к упаковке мармеладных мишек.
– Тут еще целая тарелка. Не, малой, так не пойдет.
Но тот уже убежал, шаловливо хихикая и шурша упаковкой.
– Э, малой! – грубовато орет ему в след Ира и недовольно цокает языком. Она смотрит на мужа, ища поддержки, но получает только очередную порцию невербального яда.
Мужчина встает и хватает ее за волосы, но рука быстро соскальзывает – слишком короткие.
– Какого хера, Степ? – уворачивается женщина и резко меняет позиции. Она берется за его яйца железной хваткой и умелым движением приказывает всему его телу опуститься чуть ниже, чтобы их лица были на одинаковом уровне.
Они смотрят друг другу в глаза, и лед мужа постепенно тает под щипающим душу напором Иры. Он заглядывает в ее глаза, как овечка в тупые, но величественные глаза матери.
– Кончай это, – говорит жена, сжимая мужские яйца сильнее.
Вдруг с потолка падает нечто огромное и темное, с грохотом разбиваясь о тарелки. Муж с женой инстинктивно достают из буфетного шкафа огнеметы, заряжают и выстреливают огненные шары.
– Занавески! – хриплым басом орет Ира, срывая пылающую тюль вместе с карнизом.
– На хер! – отвечает Степан, поливая огнем ползущую к нему через стол тварь. – Этот живучий какой-то, сука…
– Сверху!
С потолка готовится прыгнуть второй тип. Вовремя на кухню вбегает Вадим и ловко кидает матери швабру. Женщина сбивает черно-зеленую мразь, и этот вонючий шипящий урод падает на ковер.
– Твою мать… – Ира давит его ступней, пока из паразита вытекают дурно-пахнущие соки. – Только, блять, потолок побелили!
– Отойди-ка.
Степа окатывает его пламенем, пока тварь не сворачивается в кусок поджаренных волокон.
– Фух… – Мужчина прячет огнеметы и вытирает пот со лба. – Ужин готов. Вам гриб? Или водоросль?
Он пробует засмеяться, но вид разъяренной пантеры с перекошенным от злости лицом заставляет его заткнуться.
– Я же сказала, закрой все окна! – гулко заорала жена. – А ты все сидел, как идиот, и контролировал каждое движение Вадима!
Женщина вскинула оцарапанной кистью в сторону своего сына, сгребающего макароны и трупы лишайников в мусорный пакет.
– Я… – мужчина опешил. – Я же закрывал, вроде…
– Твою налево… – вспыхивает Ира, разворачиваясь и хватаясь за челку. – А если бы они выпустили токсины, пока все дети сидели за столом?!
– Но не выпустили же, – скромно отвечает Степа, перебирая в руках почерневшее полотенце.
– Гений, блять! Отпразднуем?!
В порыве гнева она задевает почерневшим плечом угол.
– Черт…
– Давай вытру копоть. – Он подбегает с грязным полотенцем.
– Уйди.
Ира берет сына под руку, и они оставляют мужчину одного.
Картина №2
Пар
Я нерешительно подхожу к его комнате. Пальцы все еще в копоти, я тянусь к ручке, боясь спугнуть тех, кто сидит там.
Дверь чуть приоткрывается, и до меня доходят спокойные голоса. Ненапряженная, усталая беседа матери с этим отморозком, которого она называет сыном. Пацан уже совсем большой, семнадцать лет… В этом возрасте его отец…
Она обнимает его за плечи, и они рассматривают какие-то картинки… ЧТО?! Какого черта? Я чувствую, снова встает ком в горле. Она целует его в макушку, гладит по волосам. Я ненавижу его. Боюсь, мою ненависть улавливают оба.
Ира резко разворачивается, уставившись на меня по-звериному. Она подрывается и стремительно настигает меня, переваливаясь плечами. В домашнем белом платье… Меня мутит от моих дрянных и предательских мыслей насчет моей пантеры.
– Что за дерьмо? – шепчет, немного толкая меня в грудь, и прикрывает дверь в комнату Вадима. И меня снова накрывает безвольное бешенство: