С понедельника мы с утра пошли на занятия, а с трёх часов дня снова оказались в номере, где продолжили осваивать кедровку и вести разговоры на разные темы, в том числе и о моём поэтическом творчестве.
— Печатались где-нибудь твои стихи, Юрец? — спросил неожиданно Сашка, и своим вопросом попал в самое моё больное место.
— Печатались, в основном в газетах, преимущественно в тех, где я в тот момент находился. А когда занимался промышленными водами, то побывал почти во всех областях республики. Там печатались не только стихи, но и статейки и очерки о геологах.
— Как же тебе удавалось сочетать всё это с работой?
— Всё просто. Приезжая на место, я, как правило, арендовал в ближайшей автобазе грузовой автомобиль, необходимый для работы. Для этого надо было оформить бумаги и дождаться из объединения перечисления денег. Пока не поступят средства, я был свободен. Вот тогда-то от нечего делать я писал и публиковал в местных газетах свои опусы.
— Помню, помню, — вмешался в разговор Сергей Червонных, — в нашей областной газете «Путь Ленина» я встречал твои стихи «Язык камней» и ещё что-то.
— Было такое, — подтвердил я. — Особенно много печаталось на Мангышлаке. Там я побывал почти на всех нефтепромыслах и не только.
— Может, что-нибудь прочтёшь наизусть, Юрец? — попросил Пиринский.
— Не проблема, — ответил я. — Только стихи по-пьянке плохо усваиваются.
— А без пьянки у нас времени для этого не будет. Давай, Юрец, сделаем так — стихи твои будем слушать не «по-пьянке», а вполпьяна, — подвёл итог Александр.
— Само то, — согласился я. — Вот когда мы с Сергеем блуждали по пескам, у меня появилось стихотворение «Живой песок», прочту главные строки:
Среди безмолвной дикой прелести,
Там, где раздолье и тоска,
Бугристый, грядовый, ячеистый
Лежит живой массив песка.
Дитя воды и ветра буйного
На неподвижность обречён
За то, что нрава был разгульного
И жизнью вольной увлечён.
Из века в век желает страстно он –
Сквозь даль седую и бурьян, -
Счастливым и волной обласканным,
Катиться прямо в океан.
И ветром бурьевым встревожены
Песчинки — верные гонцы
Несут мечты те безнадёжные
С забытых мест во все концы.
— Прямо не песок, а человек, «на неподвижность обреченный за то, что нрава был разгульного и жизнью вольной увлечённый», — пафосно молвил захмелевший Сергей Червонных. — Юра, это ты про нас, геологов, написал, не так ли?
— Про песок, Серёжа, в котором мы вязли на твоей машине. Но, безусловно, хорошо то, что ты это воспринимаешь по-своему. И мне уже самому кажется, что это мы с тобой желаем страстно катиться прямо в океан мечты своей. Спасибо тебе.
Меня понесло, и я заговорил: — А когда я уже на своём объекте работал, то прямо у входа в кашару, где мы жили, написал плакат:
Наш канал — это стройка века,
Человеку на прочность проверка!
Это для шоферов, чтоб уважали своего шефа, то есть меня. Для меня хуже всего было общаться с этой категорией людей. Куда-нибудь самовольно зафитилят на машине — а у меня рация — и три раза в день надо докладывать обо всём на базу. Скрываешь, конечно, а сам дёргаешься. В песках редкие селения и находятся за сорок-пятьдесят километров, всё что угодно может случиться. Я там мало писал, некогда было. Но одно стихотворение прочту, оно повеселее чем прежнее, называется «Три Пери».
В пустыне знойной, близ Арала –
Чуть-чуть южней горы Карак, -
В тот день палящая стояла
И нестерпимая жара.
И вдруг из-под земли ударил
Искристо-яростный фонтан,
А вместе с ним под дробь литавр
Три девушки явились там.
И зазвенели птичьи трели –
Забыли все о духоте, -
Очаровательные Пери
Кружились в танце на воде.
Тела их гибкие ласкала