Кюрман. Да.
Ведущий. Вот видите: вы ведете себя не сообразно настоящему, а сообразно тому, что было в прошлом. В этом все дело. Благодаря прежнему опыту вам кажется, что вы уже знаете, что вас ждет в будущем. Поэтому каждый раз происходит одно и то же.
Кюрман. Почему она не уходит?
Ведущий. Не может.
Кюрман. Как это — не может?
Ведущий. Если она сейчас возьмет свою сумочку и встанет с кресла, это будет означать, что она догадалась, о чем вы думаете, а это ей неприятно. Почему вы не говорите о своей научной работе? На общепринятом языке. С чего вы взяли, что молодая дама хочет именно того, чего вы не хотите? Двусмысленность ситуации исходит от вас.
Кюрман. Гм.
Ведущий. Вы считаете: что знаете женщин, потому что каждый раз с любой женщиной совершаете одну и ту же ошибку.
Кюрман. Дальше!
Ведущий. Это по вашей вине она не уходит. (Возвращается к столику.) Итак…
Часы бьют два раза.
Кюрман. Уже два часа ночи.
Антуанетта (гасит сигарету). Вы еще кого-то ждете?
Кюрман. Да.
Ведущий. Хорошо!
Кюрман. Но не женщину.
Ведущий. Очень хорошо!
Кюрман. Я жду одного юношу.
Она берет в руки сумочку.
Я жду одного юношу.
Ведущий. Но не повторяйте это дважды, как будто вы и сами не верите тому, что говорите. И не называйте его «юношей». Так выражаются непосвященные. Скажите: я жду студента, который хорошо играет в шахматы. Молодой и высокоодаренный человек. Вундеркинд, которого вы опекаете. Просто рассказывайте о его гениальности. Этого достаточно.
Кюрман. Кажется, в дверь стучат?
Антуанетта. Я ничего не слышала.
Кюрман. Надеюсь, с ним ничего не стряслось.
Ведущий. Хорошо.
Кюрман. Каждую ночь я так боюсь…
Антуанетта (мнет пустую пачку из-под сигарет). У меня не осталось ни одной сигареты!
Кюрман (зажигает трубку). Этот студент… Такой одаренный… К сожалению, он болезненно ревнив: если он придет и застанет у меня даму в два часа ночи, он в состоянии выстрелить.
Ведущий. Не перегибайте палку.
Кюрман. Он сицилианец… Но блондин, знаете ли, блондин с голубыми глазами… Это идет от норманнов… А рот у него, наоборот, греческой формы… Кстати, он — музыкальный вундеркинд… И вообще — правнук Пиранделло.
Ведущий. А теперь вы говорите много лишнего.
Антуанетта. Надеюсь, с ним ничего не стряслось.
Кюрман лихорадочно дымит трубкой.
Вы не хотите позвонить?
Кюрман. Куда?
Антуанетта. Нет ли у вас сигареты?
Кюрман. Возьмите мою трубку. (Обтирает рукой мундштук и протягивает ее Антуанетте.)
Антуанетта. А как же вы?
Кюрман. Это легкий табак — «Early Morning Pipe».
Она пытается курить трубку.
Фройляйн Штайн, то, что я вам рассказал, останется между нами. Вы понимаете, в университете ничего об этом не знают.
Она закашливается.
Дым следует вдыхать медленно и равномерно. (Берет у нее трубку и показывает, как ее надо курить.) Вот так. Видите? Очень просто. (Обтирает рукой мундштук и возвращает трубку Антуанетте.) Медленно и равномерно.
Антуанетта (курит, вдыхая дым медленно и равномерно). А думать вы при этом можете?
Кюрман. Трубка не должна слишком нагреваться.
Антуанетта (вдыхает дым медленно и равномерно). Все мои друзья, — я имею в виду настоящих друзей, — живут так, как вы. (Выдыхает клубы дыма.) Почти все. (Клубы дыма.) В сущности все. (Клубы дыма.) Другие мужчины, знаете ли, просто ужасны; раньше или позже они — почти всегда — перестают понимать женщину.
Кюрман. Разве это правда?
Антуанетта. Ну конечно. (Закашливается.)
Кюрман. Медленно и равномерно.
Антуанетта (курит медленно и равномерно). Если бы у меня не было, например, Клода-Филиппа!
Кюрман. Кто такой Клод-Филипп?
Антуанетта. Мой друг в Париже. Мы живем вместе. Он настоящий друг. Я могу делать, что хочу. Могу приходить и уходить, когда хочу, он всегда относится с пониманием.
Кюрман. А вообще чем он занимается?
Антуанетта. Он танцовщик.
Кюрман. А-а.
Антуанетта. Все другие мужчины, — почти все, — ужасно скучные, даже интеллектуалы. Только останешься с ними наедине, они становятся ручными или же страшно нервничают. И вдруг им больше ничего не приходит в голову — кроме того, что я молодая женщина. Стоит им спросить, чем я занимаюсь, а мне — начать рассказывать о своей работе, как они смотрят только на мои губы. Это ужасно. Стоит оказаться с ними наедине в два часа ночи, как они уже думают Бог знает что, — вы не можете себе представить! — и при этом сами этого боятся. В первую очередь интеллектуалы. (Сосет трубку.) Ну вот, теперь опять погасла.