Ваш отец был пьяница.
Кюрман. Знаю.
Ведущий. В день вашего семнадцатилетия отец пришел домой с новеньким сверкающим велосипедом. У велосипеда блестело все — и спицы, и руль, и фонарь; у него было четыре передачи и звоночек.
Ассистент звонит в звоночек.
Английский велосипед.
Ассистент опять звонит.
Вы помните этот звоночек?
Ассистент звонит.
Исполнились все ваши желания. Так записано в досье. Вероятно, он купил его в долг. Такого в вашей жизни больше никогда не было: исполнения всех желаний.
Кюрман. Не было.
Ведущий. Хотите еще раз получить в подарок велосипед?
Ассистент. Ханнес…
Ведущий. Отец вас и впрямь любит!
Ассистент. Почему господин Кюрман отворачивается?
Ведущий. Потому что тогда ему вновь было бы семнадцать…
Кюрман (оглядывается). Где же Элен?
Ведущий. Господин Кюрман, если вы хотите еще раз получить в подарок английский велосипед — как исполнение всех желаний, — то вам всего семнадцать лет и никакой Элен еще и в помине нет…
Ассистент. А я? (Звонит в звоночек.)
Ведущий. Хотите отсюда начать все сначала?
Ассистент звонит.
Господин Кюрман должен подумать.
Ассистент сердито ворчит что-то себе под нос.
Кюрман. Я не могу изменить того факта, что он был пьяница. Добродушный и безнадежный пьяница. Что мне было делать? Как я мог помешать ему свалиться с лестницы в ту ночь или в любую другую? А утром в пекарне нашли не свежие булочки, а его труп.
Ассистент. Что он говорит?
Кюрман. Спасибо за велосипед.
Ведущий (листает досье). Значит, остается.
Кюрмап. Да.
Ведущий. Игра в снежки — тоже.
Кюрмап. Да.
Ведущий. Значит, мальчишка останется без глаза…
Кюрман садится на покрытую белым полотнищем тахту, Ведущий стоя листает досье.
Ассистент. Тахты, господин Кюрман, как бы нет.
Кюрман. Да знаю я!
Ассистент. Зачем же вы на нее садитесь…
Слышится колокольный звон.
Кюрман. По какому случаю звонят колокола?
Ведущий. Может быть, вы захотите именно здесь сделать иной выбор.
Кюрман, сидевший на тахте, спрятав лицо в ладони, при звуках колокола медленно поднимает голову и видит Ассистентку в роли невесты: фата, букет цветов, счастливая улыбка.
Гуггенбюль, Бригитта, двадцать один год, блондинка с веснушками, единственная дочь местного аптекаря, — вы помните? Согласно досье вы уже в день церковной помолвки знаете, что этот брак — ошибка.
Кюрман встает.
Ассистентка. Ханнес!..
Колокольный звон затихает.
Ведущий. Ну так как? Хотите именно здесь сделать иной выбор?
Кюрман пытается набить трубку.
Ассистентка. Почему ты молчишь?
Кюрман. Еще бы мне не помнить.
Ведущий. Вероятно, Бригитта тоже знает, что этот брак — ошибка, и только ждет, что вы это скажете. Вы, как мужчина! Прежде, чем увидите ее в гробу. Почему вы этого не говорите? Она, возможно, зарыдает, у нее подкосятся ноги. Для нее это, конечно, удар, если вы откажетесь от нее перед помолвкой.
Раздаются звуки органа.
Господин Кюрман, мы ждем…
Орган умолкает.
Господин Кюрман, у вас опять есть возможность выбора. (Ассистент выходит на сцену в роли священника.) Господин Кюрман, мы готовы.
Орган вновь звучит.
Кюрман. Да-да: я слышу звуки органа.
Ведущий. Бригитта любит вас.
Кюрман. Так ей кажется, о да!
Ведущий. Она счастлива.
Кюрман. И ей этого вполне достаточно, о да. (Сует трубку в рот, но спохватывается, что у него нет спичек, вынимает трубку изо рта и кладет ее в карман.)
Ведущий. Что вы хотите сказать?
Кюрман. Ничего.
Ведущий. Почему вы на ней женились?
Кюрман. Чтобы забыть Элен.
Ведущий. Но это не удалось?
Кюрман. Я воспользовался ею, чтобы забыть Элен, а она воспользовалась мной, чтобы иметь ребенка; вот и вся правда.
Орган умолкает.
Ведущий. Почему вы не говорите этого девушке?
Кюрман отрицательно качает головой.
Ассистентка. Ханнес?
Ведущий. Может быть, это спасет ей жизнь…
Ассистентка. Ханнес?
Ведущий (читает вслух досье). «Сегодня утром, во время перепалки с Бригиттой, которая все время норовит все простить, я сказал: ну, тогда возьми и повесься! Когда я под вечер пришел домой, я увидел, что она это сделала и вот лежит теперь в гробу…»
Кюрман молчит.
Итак, это остается?
Кюрман. Я уже привык к своей вине.
Ассистентка и Ассистент снимают костюмы невесты и священника и подходят к режиссерскому столику. Кюрман одиноко стоит на сцене и вдруг разражается сардоническим смехом.