Но тогда зачем, для чего он всего лишь месяц назад жертвовал своей жизнью вопреки здравому смыслу, вопреки пророчеству прямо и твердо заявлявшим ему о том, чего делать не следует? Не для того ли, чтобы испытать, то, что до сих пор ему было не дано, — любовь? И не говорит ли, сделанное им, что он может, имеет право пережить и почувствовать всю силу и прелесть любви? Найти в ней и утешение, и успокоение в своих метаниях, и достигнуть цели — такой нечёткой и зыбкой? Арман не мог ответить, но очень хотел…
Не дождавшись ответа, Юта хмыкнула и тряхнула головой:
— У меня такое чувство, что я сама предлагаю взять меня замуж. Это просто неслыханно! Я — принцесса и…
— Ты не просто какая-то там принцесса, — он приложил палец к её губам, прерывая поток слов (опять перебил! прости, Юта!), — ты — добыча одного глупого, неуверенного и очень несчастного дракона. Случайная, непредвиденная и затратная добыча. И не стану скрывать — когда-то, давным-давно, этому дракону хотелось, чтобы её не было. У добычи большой рот, как у лягушки, и длинный и тонкий нос, похожий на шило, который она любит совать туда, куда не велено….
Его пальцы касались описываемых черт, мягко и осторожно повторяя их форму. Юта чувствовала, как вслед прикосновениям и звукам, которые она уже не столько слышала, сколько ощущала, переживала сердцем, волны невыносимой, нечеловеческой нежности накрывали её с головой. И она уже не могла думать и слышать — это было невозможно. Сейчас она могла только чувствовать.
— У нее маленькие карие глаза такие ясные и чистые, что, глядя в них, забываешь об их размере, — продолжал звучать его голос, уводя ещё дальше. — У нее угловатая, неправильная фигура. Однако, это не мешает одному немного трусливому и сентиментальному дракону бежать, сломя голову, ей на выручку, когда она, наконец, засунет свой нос, куда не следует, и не сможет справиться с последствиями. И он бежит каждый раз, как в последний. Потому что если он не успеет — это будет не только её конец, но и его конец тоже.
Его голос зазвучал чуть тише и мягче. И Юта приподнялась на цыпочки, словно хотела почувствовать этот звук, а расстояние мешало.
Ей нужно было приблизиться, ощутить колебания воздуха, вызванного движением губ, произносивших слова, на своих щеках.
Ей хотелось прикоснуться к словам, собрать их в ладони, обернуться в них, а он стоял слишком далеко!
Она хотела заставить эти слова сиять ярче звёзд, напитав их своими чувствами и переживаниями, а он, Арман, почему-то стоял все также далеко, хотя она, Юта, уже сделала тысячу шагов навстречу, а встреча все не наступала!
— Он знает, что если не успеет, то больше никогда не сможет заглянуть в такие маленькие, но такие прекрасные глаза. Он больше не сможет обнять её такую мягкую и теплую. Это гораздо больше того, что он может вынести — непомерная плата, которую он не готов платить, — последние слова Арман произнес почти шепотом.
Юта смотрела на него, открыв рот.
Армановы зелёные очи притягивали к себе, словно магнит. Она временами даже не слышала, что он говорил — видела, что его губы шевелятся и все. Но смысл сказанного каким-то образом проникал в сердце, и там что-то ворочалось и таяло, как лёд в кастрюльке над костром. И сам Арман сейчас представлялся ей вовсе не таким, каким он описывал себя, — нет. Он представал перед ней большим и могучим, уверенным и сильным, и верное, нежное и зоркое сердце пламенело в его словах. Юте стало жарко и зябко одновременно. Она робко, словно боялась спугнуть установившуюся вдруг тишину, вздохнула.
Он ни разу ещё не говорил ей таких слов! Да что там — таких. Арман вообще ни разу не упоминал о чувствах. Хотя слова были и не нужны — уже целый месяц как все стало слишком очевидно. С тех пор, как он кинулся ей на помощь, забыв о себе. Но как же невыносимо приятно было слышать эти слова! Хотелось купаться в этих звуках, чувствах, льющихся через них, сквозь них и — даже! — минуя их. Голос такой же, как и раньше, вдруг обрел иные краски, иные переливы будоражили воображение, что-то обещая, о чём-то договариваясь, что-то внушая. И мурашки побежали по спине…
— Это что — признание? — она как-то сразу охрипла.
Воздух вокруг них заискрился от сдерживаемого веселья.
— Можно и так сказать… — и он рассмеялся в голос.
***
И они уехали.
Вдвоём.
Путешествие было не сложным, хотя и продолжительным. Юта не захотела лететь — боялась за него. А нежелание своё объяснила просто — своим недомоганием — голова, мол, от большого количества свежего воздуха кружится. Она ведь отвыкла в дворцовых залах от широты и простора. Поди, проверь — правда это или нет. Арман был догадлив и без всяких проверок, а потому не настаивал. Ему была приятна такая забота — неявная и ненавязчивая. Да к тому же она на некоторое время перестала упоминать по каждому поводу его раны.
Первые несколько дней Юта ходила по замку как во сне, не веря себе. Потом обвыклась немного, успокоилась. Арман устроил ей славную лежанку из двух кресел — там бы две Юты вместилось. Сам, по-прежнему, ночевал на своем сундуке.
Сначала Юта все ожидала чего-то и тряслась, и трепетала, словно новобрачная. Однако, ночь сменял день, за ним снова наступала ночь — и ничего не происходило. И Юта заскучала. Нет, она не жалела о своём выборе. Арман был очень ласков и внимателен, она была счастлива. Но по ночам она представляла, как он сжигает её своим пламенем и просыпалась в поту, трясясь от страха или ещё чего-то непонятного. Чем дальше, тем эти сны становились всё ярче и красочней. Откуда ей было знать, что совсем рядом Арман мучается теми же вопросами и не знает, что делать. Так они и ходили кругами, пока однажды Арман не решил перерубить гордиев узел одним взмахом. Желая решить все проблемы разом, он предложил ей полететь куда-нибудь. И принёс её вот сюда — в горную долину, таившую в себе все красоты мира — и лес, и озеро, и тишину.
А сам взял и заснул. Или нет…
За спиной послышался шорох, но обернуться Юта не успела — Арман, ухватив за талию, опрокинул принцессу себе на грудь.
— Ты с ума сошёл! — взвизгнула Юта. — Отпусти меня сейчас же!
Она дёрнулась, чтобы вырваться, но не тут-то было — Арман держал её крепко. Ей не было больно, но и пошевелиться она не могла.
Юта испуганно замолчала, а заметив странное выражение в его глазах, — затрепетала. Оно было ей знакомо. Впервые она уловила это выражение давно, в комнате с магическим зеркалом. Тогда с Арманом впервые случился припадок, вызванный воспоминаниями. Она и страшилась и ждала того, что сулил этот взгляд. Хотя чего он сулил, разобраться Юта пока не могла, а потому боялась всё-таки больше. Арман смотрел на неё спокойно, серьёзно и пристально, словно она была неизвестным видом. Так, вероятно энтомолог смотрит на недавно открытое им редкостное насекомое.