– Не может такого быть! – вместе со мной усомнился и Александр Борисович. – Ньюфаундленд – миролюбивая и спокойная собака.
– Да он, видимо, игрался со мной, а я же за рулём, вот и дёрнулся от испуга.
– Смею вас заверить, уважаемый Фёдор, – вступил в разговор Максимыч, – вас скорее укусит человек, чем собака-поводырь.
«Мои подопечные всегда меня защищают от нападок. Спасибо, друзья. Легко заподозрить и обвинить любого в неблаговидных поступках, когда вам не могут ответить».
Примерно час спустя Андрей Максимович с Александром Борисовичем сидели за обеденным столом и пили ароматный чай с морошковым вареньем. Здесь я впервые увидел трёхлитровую банку, заполненную красной икрой, – завораживающее зрелище! И не только увидел! Хозяин щедрой рукой наполнил кошачью миску деликатесом и подвинул её ко мне.
– Угощайся, дорогой, красной икоркой тебя угостят только здесь, на Чукотке. На материке никто так не расщедрится.
«Спасибо тебе, добрый человек, – мысленно поблагодарил я и проглотил небольшую порцию. – Вкусно, слов нет, но солоноватая ваша икорка и к зубам прилипает».
Супруга Александра Борисовича, Ольга Владимировна, напекла невероятно аппетитных пирогов, хотя, честно говоря, я сужу о них только по запаху да по тому, как Андрей Максимович к ним приложился. Их мне почему-то никто не предложил. Видимо, здесь думают, что собакам пироги противопоказаны, но зато меня ждало другое угощенье – мороженая корюшка. Сразу скажу, друзья, эта рыба – всем рыбам рыба. Неожиданно вспомнился ароматный карасик, которого поймал когда-то мой самый первый подопечный, Иван Савельевич. Но признаюсь честно: с чукотской корюшкой он не сравнится.
Ой, чувствую, сейчас кто-то упрекнёт меня и сделает замечание: мол, что же ты, собака, сразу свойства нашего подмосковного карасика принизил? Где же твой патриотизм?
Не пойму такой упрёк по двум причинам. Во-первых, на вкус и цвет товарищей нет. А во-вторых, и Анадырь, и Угольные Копи – это всё Россия, наша любимая страна. Так что и карасик, и корюшка – одного поля ягоды.
– Вчера наловил, Андрей, нарочно к твоему приезду, – сообщил Александр Борисович. – Попробуй, её не только твоему Трисону можно есть мороженой, мы на рыбалке всё время так едим. Чуть соли, хлеба – и прекрасный закусон, сам понимаешь.
Андрей Максимович аккуратно взял большим и указательным пальцами кусочек рыбы. Ольга Владимировна подвинула к другой его руке солонку и сказала:
– Вот, Андрюша, держи.
– Благодарствую, – улыбнулся Андрей Максимович и, слегка подсолив, отправил кусочек в рот. – Действительно очень вкусно. Никогда бы не подумал, что буду есть сырую… то есть мороженую рыбу!
– Но, конечно, не каждую так можно, – рассмеялся Александр Борисович.
– Слушайте, ребята! – вдруг воскликнул Максимыч. – Мне показалось, или ваша корюшка пахнет свежими огурцами?
Я принюхался и учуял этот аромат, который невозможно ни с чем спутать.
– Нет, не показалось, – ответил Макаров. – Когда соседи с рыбалки приходят и размораживают дома улов, запах огурцов стоит на весь подъезд.
– Удивительно! – восхитился Андрей Максимович. – Я слышал об этом, но полагал, что это образно говорится, ну, там чуть похоже. Словом, потрясающе!
– Погоди, Андрей Батькович. – Александр Борисович хлопнул друга по плечу. – Мы ещё с тобой сходим на рыбалку.
– Да какой из меня рыбак? – усмехнулся Андрей Максимович и махнул рукой. – Отрыбачил я, брат…
– Ну зачем же так безнадёжно? – возразил Макаров. – Корюшку можно ловить и будучи незрячим. Ничего сложного, я тебя научу.
– Если так, – улыбнулся Максимыч, – нужно попробовать. Представляешь, как мои домашние удивятся, когда я им расскажу, что ходил на рыбалку. Максимка обзавидуется…
– Любит порыбачить?
– Очень, – кивнул Андрей Максимович. – Он в детстве со мной ни одного похода на рыбалку не пропустил. А сейчас сам ездит с друзьями на Волгу, на Цимлу́ за лещами. Правда, выбираться ему удаётся редко, ты же знаешь нашу службу, но тем не менее находит время.
– Кстати, твой Трескон будет на рыбалке помогать тебе! – воскликнул Александр Борисович. – Там всё просто…
Господи боже мой! Я уж думал, больше никак нельзя моё имя исковеркать. Но нет предела совершенству! Трескон – это что-то совершенно новое и неожиданное. Неужели от слова «треснуть»? Но треснуть можно как кого-то, так и самому – напополам.
Иван Савельевич иногда, нащупывая меня после ужина возле порожней миски (я изредка просил добавки), говорил мне: «Хватит есть, Трисон, а то морда треснет». Я соглашался. Но чтобы вот так обозвать меня Тресконом? Это какую же фантазию нужно иметь?