- На этом все хорошее для Московии заканчивается. Документы удалось спасти, в последний момент Ори передал их надежным людям, но до русского государя они так и не дошли. Но они, бумаги сейчас у нас. И если мы сочтем целесообразным продвижение России на восток, то останется только передать их Русскому царю.
- так ли необходимо это продвижение??? - Гера
- Мы обсуждали это полтора часа, Гера, ты как всегда проспал, мы пришли к убеждению, что продвижение необходимо, как и стереть с карты мира твою страну, вместе с твоим ленивым регентом, и чокнутым финансистом... - Аполлон
- Аполлон, прекрати, это не смешно - Зевс
- Конечно смешно, посмотрите, как Гера хватает ртом воздух! Он действительно поспал обсуждение- снова Аполлон
- Я не спал! Я думал! - близкий к апоплексическому удару Гера
- Тихоррррр - Зевс. - Предлагаю перейти к голосованию, кто за? Аполлон? Вижу, да, Афина?
- Не против,
- Прекрасно, Гера? Ты против? Воздерживаешься, ну, ладно, Гефест
- Считаю нужным делом
- Асклепий?, ну конечно, разумеется да, Арест?
- Да
- Лично я за. Итак все ясно, предлагаю перейти к выбору кандидатуры, кто передаст бумаги Русскому царю. Сразу скажу, рисковать нашими братьями мы больше не намерены, поручить это уважаемому Асклепию, мы тоже не можем, так как это привлечет ненужное внимание к его персоне. Нужен человек со стороны, но человек безусловно надежный, смелый, и не известный в узких кругах
- Такой есть... - неожиданно очень серьезно сказал Аполлон - я не имею чести быть с ним знакомым лично, но я слышал от дядюшки... Его так и называют, "человек по особым поручениям". Насколько я знаю он намедни вернулся из Китая, и сейчас совершенно не обременен обязательствами...
25 апреля 1717 года Село Раменское, Валдайская возвышенность. Россия
Яркий свет бил в окно, тепло чувствовалось и на щеке, и ладонью. И запах. Какой то закомый, как принято говорить, до боли знакомый запах, но в то же время индифиицировать его не удалось. Открыть глаза, медленно, что бы тут-же их закрыть, свет, яркий, больно глазам.
- Линочка, душечка наша, очнулась красавица! Вот папеньке радость, а то-уж отчаялся болезный...
В темноволосой головке, покоящейся на подушечке из нежного батиста. Пронеслась череда мыслей. Причем напоминала эта череда стадо напуганных сайгаков. Во-первых, красавицей её не называли даже в самом пупсовом возрасте, так как такая наглая лесть выглядела-бы неприлично даже в семье интеллигентов в энном поколении. Во-вторых, с чего бы это ей очнуться? Четвертая стадия рака, несколько операций, и дорогое лечение и так продлили жизнь на добрый десяток лет, и последнее что осталось в памяти, это медленное безболезненное, спасибо израильским анальгетикам, угасание, а тут очнулась! В-третьих, папенька, не к ночи будь помянут, сгинувший в бескрайних просторах Воркуты, бабник, аферист, авантюрист и профессиональный катала, не то чтобы не радовался дочери, он просто не знал о её существовании. Это совершенно точно, и мама, и бабушка, свято оберегали эту тайну, и часто шептались на кухне, что не дай Бог, узнает, объявиться. Хотя по взрослом размышлении стало понятно, что биологический отец объявляться не стал бы даже по принуждению, и постарался забыть о существовании соблазненной им тридцатилетней девице едва за ним мягко закрылась массивная дверь благородной парадной профессорского дома. Да и, это уже в-четвертых, конечно можно гипотетически предположить папенькину радость, основанную вероятно на глубоком старческом маразме, ведь лет ему уже ну никак не меньше девяноста, сейчас... Если жив еще... А! а может и не жив, и тогда понятно, встречает радостно свою доченьку на том свете! А почему не мама с бабушкой? Или Э.. она немного не в том месте, куда попадают приличные женщины... О Боже, Линочка...
Стоп!!! Самое главное! Она не Линочка!!!
Глаза все таки открылись сами резко во всю ширь. И чуть было не выкатились дальше. Усталый мозг просто констатировал зрительные эффекты. Что находится она черте где, но никак не в больнице, и не в своей спальне. Что лежит на монументальной кровати, не широкой кстати, под пологом из прозрачной белой ткани, откинутом с одной стороны. Комната просторная, похоже квадратная, два больших окна, пол светлый, похоже на паркетную доску, но не порытую лаком. Возле кровати на столике стоит кувшин и стакан из мутного стекла. По комнате мечется испуганной клушкой женщина в национальной русской одежде, то есть в сарафане и расшитой бисером шапочке. В ушах зазвенело, в горле стало очень сухо, и она снова стала проваливаться в черное небытие. Последняя связанная мысль была: "ну вот, не хватало умереть ЕЩЕ РАЗ", и еще одна, "А на папеньку я даже не посмотрела..."
- Ох, не нравятся мне все эти новые политесы, Петр Семенович, он не нравятся... - круглолицый русоволосый с проседью мужчина, на вид лет пятидесяти, сделал губы трубочкой и поскреб уже привычно бритую щеку
- Да уж не придуривайтесь Денис Иванович, не придуриваетесь, землицу-то в новом граде Санкт Петербурге, одним из первых кинулись покупать, чуть лошадок не загнали... - его собеседник, подтянутый темноволосый, с породистым, тоже гладко выбритым лицом сидел вальяжно развалившись в кресле
- Да что вы, Петр Семенович, что вы, это я можно сказать случайно, намерился к вам в гости, а мне говорят, отбыли мол, в Санкт Петербург, а когда? Да вот намедни... Ну думаю, догоню... Ну и догнал...
- Ага, догнал, догнал и перегнал, старый ты черт! Когда моя карета под Бологим на постоялом дворе сломалась, ты мимо пролетел, и не заметил даже!
- Так где же мне было вас заметить, Петр Семенович, когда вы в это время пироги у вдовы помещика Гарского кушали?.. - не смотря на явные попытки Дениса Ивановича поддержать разговор в непринужденной форме, в глазах его сквозила такая отчаянная тоска, что собеседник даже заглядывать туда опасался.
- Денис - неожиданно серьезно сменил тему породистый франт и любитель вдовьих пирогов, - я понимаю тебя, и сочувствую, но Линочка и так не жила считай, а мучилась, не разговаривала почти, не улыбалась...
- Прекрати! Слышишь Петька! Прекрати!!! Линочка, это единственное что у меня от Вареньки осталось... И пусть она хоть трижды блаженная, это моя дочь! Моя и Вареньки. - Денис Иванович подпрыгнул в кресле, побледнел сжав кулаки грозно сверкал глазами на старого друга.
- Все, все, успокойся, это единственное что осталось тебе от Вареньки - Денис Иванович выставил вперёд ладони, и про себя добавил, "только Линочка да несчастное разоренное именье, не проданное тоже только по причине памяти о безвременно ушедшей Вареньке по этой памяти и осталось, более что приданого наследница нищего боярского рода не принесла никакого".
Конечно красива была не отнять, и дочь точной копией будет, если доживет, факт. Только если Варвара Степановна из обнищавшего рода Морозовых, предпочитавших делать браки узком кругу на протяжении последних пяти поколений, была просто глупа, то дочь её в свои пятнадцать лет достигла уровня развития пятилетнего ребенка. Уж кому- кому, а Петру Давыдову, потомственному помещику, занимающемуся разведением лошадей, было ли не знать, к чему приводит отсутствие свежей крови в потомстве. Вот вам Линочка. Петр Семенович чуть не поморщился, вспомнив слюнявый поцелуй на своей щеке, и специфический запах пота, исходивший от девочки. Линочка питала к другу отца очень теплые чувства.
Почему-то настроение окончательно было испорчено. Старый друг Денис в печали, и вряд ли составит компанию сегодня проехаться по поместьям. Надо как-то пошустрее откланяться, пока разговор не перешёл на Вареньку, а потом на "замечательную", и не менее любимую Линочку... ну вот, не успел...
- Ты ведь тогда, старый хрыч, с государем нашим, Петром Алексеичеим, крепость тогда стоил, да Ливонию воевал, а я, явившись в отпуск в маменькино имение, встретил Вареньку...
Петр Семенович заерзал, словно в уютном кресле появился некий штырь, мешавший развалиться, и рассеяно внимать тысяче раз слышаной истории.
Но видимо провидение было сегодня милостиво к гостю, высокие, по новой моде, дубовые двери распахнулись, пропуская запыхавшуюся кругленькую крестьянку - Лукерья, кормилица и нянька Линочки, тоже души не чающая в этом великовозрастном ребенке.
- Барин, барин наш, Линочка!.. Линочка то...
Весь вид кормилицы и няньки выражал крайнюю степень растерянности и удивления женщина дергала себя за рукава, и вытирала кулаком глаза, вытирая быстро падающие слезы. Петр Семенович насторожился, неушто пришла в себя? Линочка, пятнадцатилетнее дитятко старого друга и соратника...
Линочке четырнадцать лет, и уже понятно, что растет только её тело, а разум застрял в пятилетнем возрасте.
- дядя Петя! А что это там у лошадки болтается? Это ножка?
- Линочка, это не лошадка а жеребец. Во - вторых это не ножка а..., тфу, черт, вобщем, это не ножка.
- А! не ножка, не ножка! Это не ножка!
Девочка радостно запрыгала на одной ногее вокруг "дяди Пети", и сколько раз он говорил Денису, чтобы запретил ей так себя называть!!!