* * *
Отданы последние указания летному составу, распоряжения начальнику штаба полка штурману-испытателю подполковнику Н. В. Солдатенко и оставшемуся еще на сутки в НИИ заместителю командира полка Д. Л. Каларашу. Он старый испытатель нашего института, но в последнее время работал в системе ПВО Москвы. Услышав о формировании авиационных истребительных частей из испытателей-добровольцев, всеми правдами и неправдами упросил своего начальника И. Д. Климова, в недавнем прошлом тоже летчика-испытателя, отпустить его в НИИ и примчался к нам на своем "миге". Его тут же назначили моим заместителем.
17.00. Начал взлетать полк С. П. Супруна - 401 иап. Первой поднялась в воздух машина с бортовым номером "тринадцать" - командира полка. Через пять минут аэродром покинул последний из готовых к бою самолетов.
17.05. Над аэродромом взмыла зеленая ракета - сигнал на взлет нашему 402 иап. Машины уходят в небо с минимально допустимыми по времени интервалами. Впереди нас на Пе-2 летит капитан И. П. Пискунов - летчик-испытатель, наш лидер. Этот замечательный человек и отличный авиатор впоследствии прославился многими ратными подвигами.
Осматриваюсь. Позади четким и грозным строем идут "миги" полка. Идут, как спаянные, словно годами слетывались. Да оно и не удивительно. В строю кадровые, лучшие летчики-истребители советских Военно-Воздушных Сил. В этот грозный час партия и правительство не остановились перед тем, чтобы послать на защиту Отечества самые квалифицированные летные кадры страны.
Внизу проплывают хорошо знакомые окраины Москвы. Вскоре под плоскостями промелькнули Солнечногорск и Клин. Впереди - Калинин, там промежуточная посадка.
К приземляющимся самолетам отовсюду сбегаются калининские летчики, техники, мотористы - "мигов" они еще не видели. Когда же наши пилоты стали сами обслуживать свои машины - дозаправлять их горючим и маслом, пополнять бортовые баллоны сжатым воздухом, - калининцы от удивления разводили руками. Возле моего истребителя молоденький техник говорил сержанту, по-волжски окая:
- Наверняка у них каждый по две академии кончил. Ловкие ребята, а?
- Чудно, право, - отвечал сержант, видимо, сверхсрочник. - Такого в авиации еще не бывало...
- Вот темнота, - послышался насмешливый голос. - Это же не простые летчики, а испытатели. Понял?
Мы быстро произвели осмотр материальной части, подготовили ее к дальнейшему полету. Но разрешения на вылет нам пока не давали: в районе фронтового аэродрома стояла плохая погода.
А здесь, в Калинине, светило солнышко, дул ласковый ветерок. Мы разлеглись на траве возле самолетов. Кто-то неожиданно и как-то жалостливо вздохнул с явным расчетом, чтобы его услышали. Потом, словно про себя, произнес:
- Эх, Пискунов, Пискунов...
- А что с Пискуновым? - послышались тревожные голоса.
- Да пока ничего, но...
Понятно, "банк" начался. И что за народ: летят в бой, может быть, на смерть, а вот не могут обойтись без того, чтобы не поточить лясы. Заводила "банка" продолжал:
- Как-то он, бедняга, один назад полетит?
- А что? За милую душу сбить могут, - поддержал его еще один остряк. И пошло:
- "Мессеров" знаете сколько у немцев!
- Особенно здесь, на Северо-Западном.
- Вы, товарищ капитан, на обратном курсе низехонько эдак держитесь, авось бог смилуется, и вас не заметят "мессера"-то...
Пронять Пискунова не удалось. Не на того напали. Сам на слово остер.
- Плевал я на этих "мессеров", - ответил капитан. - Моя "пешка" сумеет постоять за себя. А вот вы, братки, поостерегитесь. На фронте поводыря у вас, как я, не будет. Хорошенько запоминайте, где свой аэродром. Неровен час, блуданете и прилетите к фашистам в гости.
Пискунов, насвистывая модную тогда песенку "Челита", направился к своему экипажу.
Истребители заговорили, перебивая друг друга:
- Вот так бомбер!
- За словом в карман не лезет. - Чисто отбрил.
- А что, "пешка" и в самом деле машина грозная. Против "мессера" вполне выдюжит.
Разговор быстро принял другое, чисто профессиональное направление: о самолетах, о тактике воздушного боя. Вскоре последовало и разрешение на вылет.
Курс - на Идрицу. Там наш фронтовой аэродром. Погода по маршруту постепенно ухудшается. Резко сократилась горизонтальная видимость. Идем на небольшой высоте. Впереди замечаю крупную железнодорожную станцию, окруженную большим поселком. Пискунов вводит бомбардировщик в левый вираж. Что-то рановато для Идрицы... Но следую за лидером. За мной, как длинный шлейф, входят в разворот все истребители полка. Аэродрома не видно нигде. Смотрю на карту - да это же Пустошка, до Идрицы еще добрых десять минут лета. А Пискунов, отыскивая аэродром, собирается идти на второй круг. Эх ты, бомбер... Я быстро поравнялся с Пе-2, показал капитану свой увесистый кулак - самолетные радиостанции были настроены только на прием. Пискунов понял мой весьма красноречивый жест, лег на прежний курс. О том, что под нами не Идрица, он уже и сам начал догадываться.
Вот и наш фронтовой аэродром. Садимся на последних каплях горючего - то цена круга над Пустошкой. В разгар заправки и осмотра машин услышали мощный взрыв. Над железнодорожной станцией взметнулся огромный столб огня и дыма. От нее с набором высоты отходил До-215.
- Представился, сволочь, - зло ругнулся капитан Пискунов и, скрипнув зубами, добавил: - Ну, погоди...
* * *
На третий день от командующего авиацией фронта поступила телефонограмма: немедленно вылететь всем полком - тридцать "мессершмиттов" штурмуют наши войска.
Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять всю сложность полученного боевого приказа: указанный район действий находился от аэродрома на расстоянии почти предельного радиуса полета самолета... И все-таки вылетать надо. Отдан приказ комэскам: эскадрильям взлетать плотно, одна за другой, ложиться на курс без традиционного круга над аэродромом; идти к фронту на высоте пять тысяч метров с затяжеленными винтами и максимальным использованием высотных корректоров, пока не начнут падать обороты мотора; режим полета наивыгоднейший; на воздушный бой затратить не более пяти минут и сразу развернуться на аэродром; первым взлетаю и веду полк я.
В указанном районе действий не оказалось ни одного "мессера". Они давно отштурмовались и улетели восвояси. Над нашими войсками куражатся "хеншель" и несколько "юнкерсов". Заходят на цели, словно на полигоне, не спеша.
Немцы, видимо, нас не ожидали. Они даже не сумели сгруппироваться для обороны. И пять геринговских стервятников остались догорать на русской земле. Потеряли и мы один самолет. Старший лейтенант К. С. Шадрин как-то неудачно атаковал корректировщика - "раму" - и получил в ответ изрядную пулеметную очередь по водорадиатору "мига". Но он все-таки доконал фашиста и произвел посадку в непосредственной близости от переднего края. Летчику пришлось уничтожить свой самолет: МиГ-3 являлся нашей новинкой.
На аэродром в Идрицу прилетели, почитай, с сухими баками. Рискованная операция... и, может быть, она, как говорили потом в верхах, действительно оказалась посильной лишь для летчиков-испытателей.
Следующий боевой день принес еще шесть побед. Наши летчики, вылетая на прикрытие железнодорожной линии, сбили пять До-215 и один Ме-109.
* * *
Отказал, кажется, намертво отказал, дьявол крупнокалиберный. И сам, как черт, кручусь вокруг пулемета, подгоняю оружейников. Надо же - полк ушел в бой без командира. Что подумают ребята? Приказ предельно ясен - всем полком штурмовать вражескую переправу на Западный Двине. Полком... Без командира-то! Пулемет, это грозное оружие, сейчас куча железяк с прорезями, отверстиями и стволом, ни дать ни взять - кусок водопроводной трубы.
Где же заело? Или сломалось? Оружейники суетятся, крутят тут, там, а толку ни на грош.
- Заменяйте новым, - сердито приказываю им и иду в штаб.
Жди теперь "пикантных" вопросиков и от подчиненных (так, между дел) и от вышестоящего командования. Чего доброго, вышестоящие начальники прознают еще и про Григория Бахчиванджи. Приказ - вылетать всем полком, а я оставил его на аэродроме с самолетом, про запас...