В результате этих нововведений одна заправка позволяла делать без выключения двигателей шесть-семь полетов. Это значительно сократило календарные сроки испытаний. Кроме того, летая рано утром, а кое-когда и поздно вечером, мы нисколько не мешали проведению массовых испытательных полетов.
Испытания были быстро завершены. Ведущий инженер добросовестно пробуксировал самолет по кругу, чтобы компенсировать не выполнявшиеся в процессе полетов рулежки. Новые покрышки выдержали все сто пятьдесят вылетов и остались пригодными для дальнейшей эксплуатации.
Сто пятьдесят и десять! Хороший вклад в развитие реактивной авиации, особенно бомбардировочной, внесла наша промышленность. Ведь старые покрышки были не только недолговечны, но и опасны.
Некоторое время спустя меня перевели из НИИ ВВС. В этот период оттуда были переведены также генерал Кабанов, полковник Нюхтиков, инженер-полковник Кочетков, инженер-летчик Седов и другие. Все они вскоре оказались в авиационной промышленности и сыграли немаловажную роль. Михаил Александрович Нюхтиков, Андрей Григорьевич Кочетков и Григорий Александрович Седов впоследствии стали Героями Советского Союза, заслуженными летчиками-испытателями СССР.
Только один я накрепко прижился в строю.
Глава семнадцатая. В строю
Перед нашими строевыми частями остро встала задача овладения полетами в сложных метеорологических условиях. Я с головой окунулся в эту достаточно интересную и, естественно, опасную работу.
На аэродроме высших офицерских курсов слепой и ночной подготовки летчиков была сосредоточена самая новая авиационная техника. Летая на всех самолетах днем и ночью, я с увлечением обучал и других искусству пилотирования боевых, в том числе и реактивных, машин по приборам.
Затем мне предложили возглавить инспекторскую группу ВВС на Дальнем Востоке.
Прибыв на место, я представился командующему, всем другим начальникам и начал знакомиться с задачами, которые предстояло решать, и с людьми. Обстановка пришлась мне по душе. Народ хороший, работа очень интересная. О полетах в сложных метеорологических условиях здесь пока только мечтали. Части уже неплохо освоили самолет МиГ-15, но полеты проводились только в хорошую погоду. О выполнении учебного штопора никто и слышать не хотел. Его просто боялись.
Подготовив схемы и другие наглядные пособия, я стал читать летчикам лекции по теории штопора на "миге". Некоторые из них загадочно улыбались.
- Теоретически все выглядит хорошо, - сказал мне один из командиров после очередной лекции. - А как в воздухе будет получаться? Говорят, что "миг" может переходить в плоский штопор. Что тогда?
Я понимал опасения летчиков. Видимо, кто-то из них нечаянно сорвался в штопор, и с тех пор к этой пилотажной фигуре почти все стали относиться настороженно.
Значит, решил я, тут требуются не столько теоретические выкладки, сколько практический показ, полеты на штопор. Командир соединения полностью разделял мою точку зрения. При транспортном полку ВВС была создана тренировочная эскадрилья. Ее оснастили самолетами различных типов.
Ни один из инспекторов не летал ни на штопор, ни в сложных метеорологических условиях. Пришлось сначала вывезти их. Потом стал учить руководящий состав дивизий и полков, вплоть до командира эскадрильи. Сменялись обучаемые, дозаправлялся самолет после каждого полета, а я, не вылезая из задней кабины, делал по пять-шесть посадок.
- Товарищ генерал, вы бы передохнули, хотя бы ноги размяли, - советовал иногда командир.
- Некогда, - отвечал я и снова поднимался в воздух.
Обстановка и в самом деле торопила. Штопор на реактивном самолете дается не сразу. А учитель был пока один. Работа, конечно, продвигалась. Но жизнь порой преподносила сюрпризы.
Прибываю как-то в соединение, где руководящий состав уже освоил штопор, и узнаю: командир соединения запретил тренировочные полеты на выполнение этой фигуры. Командир эскадрильи и летчик здесь чуть не разбились, вывели УТИ МиГ-15 в нормальное положение почти у самой земли.
Я попросил вызвать этих офицеров ко мне. Они явились. У обоих белки глаз были с кровяными подтеками.
- У вас был перевернутый штопор? - спрашиваю.
- Нет, товарищ генерал, нормальный, крутой, - уверенно отвечает комэск.
- Доложите подробно, как проходил полет.
- Я показал срывы в штопор - от одного до трех витков в обе стороны, начал комэск. - Потом предложил летчику повторить то же самое. После трех витков он поставил рули на вывод, сначала дал ногу, затем ручку, но самолет продолжал штопорить. Тогда я приказал отжать рули до отказа и стал помогать летчику, но машина продолжала вращаться. Нас почему-то сильно отсасывало от сидений, мы оба висели на ремнях. Уже у самой земли, когда мы потеряли всякую надежду на выход из штопора, "миг" прекратил вращение. Все обошлось благополучно, товарищ генерал.
- Ясно! - воскликнул я от радости. - Видите, какой умный самолет! Дав ногу до отказа и ручку от себя, вы из нормального штопора ввели машину в перевернутый. Перед землей вы несколько взяли ручку на себя и ослабили ногу. Истребитель сразу вышел из перевернутого штопора. Это подтверждается тем, что у вас были не положительные перегрузки, а отрицательные. Только при них возникает повреждение кровеносных сосудов на белках глаз.
Летчики облегченно вздохнули, поняв причины неприятного происшествия. Я сделал подробный разбор их полета, и учеба в части снова вошла в колею.
С этими истребителями произошло почти то же самое, что со мной лет двадцать назад на пушечном И-14. Разница лишь в том, что тогда я первый выполнял фигуры высшего пилотажа на экспериментальном самолете с чрезвычайно задней центровкой. Ни наука, ни практика в то время еще не ведали о перевернутом штопоре и не могли подсказать, как бороться с ним. Сейчас же офицеры летали на добротно испытанном и хорошо освоенном учебно-боевом реактивном истребителе. Они имели неплохую теоретическую подготовку и прошли практическую тренировку. Но все-таки вот допустили серьезную ошибку.
Не скоро мне довелось снова побывать у истребителей. Когда же прилетел туда, сразу поинтересовался у командира, как идет освоение штопора.
- Штопором овладели все, - доложил он. - Сейчас приходится уже не заставлять, а сдерживать. Многие, получив задание на три витка, самовольно штопорят до десяти.
Удерживать от штопора? Да это же просто здорово! Такое же явление наблюдалось и в других авиационных соединениях Дальнего Востока.
Вторая схватка со штопором, теперь уже в строевых частях, принесла замечательную победу на этим опаснейшим и коварнейшим врагом авиации. Если первую я вел один на один, то вторую, когда шла борьба со штопоробоязнью у летчиков-дальневосточников, вести было намного сложнее. И тем радостнее было ощущать результаты.
* * *
Инспекторская работа в авиации исключительно хлопотлива и не всегда приятна. Весьма нередко приходится иметь дело с разбором всякого рода недоразумений, расследованием происшествий. А порой и самому принимать экстренные меры к спасению людей. Тогда немедленно отбрасываются прочь все другие заботы, и ты целиком отдаешься организации помощи потерпевшим воздушную аварию или катастрофу.
Об одном таком случае здесь и пойдет речь.
Как-то зимней ночью с Сахалина в Комсомольск-на-Амуре вылетел военный транспортный самолет. Пассажирами на нем были преимущественно офицеры, отслужившие свой срок в отдаленной местности. Некоторые из них летели с женами и детьми. Погода оставляла желать лучшего. На большом протяжении висел довольно толстый слой облаков, пробить который на поршневом самолете не представлялось возможным. В облаках - обледенение, под облаками - метель.
Экипаж вел самолет по приборам. Внезапно отказал радиокомпас - этот основной лоцман в слепом полете. Летчик начал запрашивать радиопеленги, чтобы определить свое местонахождение. Но вскоре стала капризничать и рация. Тщетно начальник службы ЗОС ВВС, кстати бывший работник НИИ ВВС, инженер-полковник И. Ю. Хайме давал самолету запеленгованный им курс на аэродром. Радист самолета не мог разобрать передачу.