[6]. Сочетание «ДАМБО» Георгу ничего не говорило, да и при слове «Бруклин» в голове возникала только одна ассоциация: «Бруклин — горячая точка». Он злился, но ничего не мог с собой поделать. У сокурсницы, видимо, были совсем другие ассоциации. На вопрос: «Ну и как там, в Бруклине?» она поморщилась, левой рукой откинула со лба прядь волос, усмехнулась, показав безупречно ровный ряд зубов, и протянула: «Съезди-как ты для начала в Манхэттен…» Бросив ему напоследок неподражаемо прохладное «Счастливо оставаться!», она удалилась в библиотеку, он же поплелся в кафе, изучать листовки студенческого профсоюза. И все же Георг с радостью ждал встречи с Манхэттеном. Особую значимость придавало этой встрече то, что он отправится в Америку не как турист, а по делам. Чтобы подготовиться, Георг зашел в книжный магазин и полистал путеводители. Один из них продавщица рекомендовала так настойчиво, что отказаться он не смог — это был «Нью-Йорк для женщин». Вскоре по почте пришли билеты и уведомление о том, что для него забронирован номер в «Вашингтон-сквер отеле», расположенном, судя по путеводителю, в самом сердце Манхэттена. Работники бергмановской конторы сообщали Георгу, что сам композитор остановится в «Плазе». В первый же день своего пребывания в Нью-Йорке, в пять часов вечера, Георг должен явиться туда для обсуждения рукописи. Перелет через Франкфурт оказался не более волнующим, чем поездка ночным поездом. Только когда самолет стал приближаться к Нью-Йорку, Георга охватило волнение, и он ощутил знакомую сухость во рту и ком в горле. Когда показались первые огни и высветился силуэт цепного моста, волнение усилилось еще больше. «О! Бруклинский мост!» — воскликнул Георг, обращаясь к соседу, уже не первый раз летевшему в США электронщику из Штутгарта. Электронщик не ответил, и Георг удивился было столь вопиющей неучтивости, как вдруг внизу показался еще один мост, как две капли воды похожий на первый. На сей раз Георг промолчал и поступил, как выяснилось, благоразумно: когда самолет стал снижаться над аэропортом имени Кеннеди, перед его глазами предстал третий подвесной мост, точная копия первых двух. Еще в самолете Георг решил забыть все то, что ему рассказывали о Нью-Йорке, и смотреть на город свежим непредвзятым взглядом. И к тому же надоело бояться строгого пограничного контроля, которым его столько пугали в Берлине. Заполняя зеленую въездную карточку, он быстро ответил на все вопросы, подивившись тому, что в примечании подробно расписано время, которое понадобится въезжающему на ее заполнение. «Необходимый для заполнения данной анкеты отрезок времени исчисляется следующим образом: две минуты на беглый просмотр анкеты; четыре минуты на фиксацию ответов; около шести минут на размышление над каждым». Георг удивился. Как странно въезжать в страну, где тебе заранее сообщают, сколько времени ты потратишь на заполнение анкеты, да еще и дают время на раздумья. Неужели кому-то нужно по шесть минут думать, отвечая на вопросы про участие в диверсиях, наркобизнесе и похищениях малолетних. Георгу, по крайней мере, не нужно. Таможенник тоже долго не раздумывал: приняв анкету и проштамповав паспорт, он отпустил ступившего на американскую землю немецкого гостя на все четыре стороны. Въехать в Америку — проще не бывает, подумал Георг. Поймать в Америке такси — тоже проще простого. Так утверждал подробно изученный во время полета путеводитель. Он обещал, что перед нью-йоркским аэропортом гостей встречает и рассаживает по такси специальный диспетчер. Подойдя к стоянке, Георг встал в очередь, и обещания путеводителя сбылись. Человек в темно-синей униформе — очевидно, тот самый диспетчер — руководил посадкой, следя, чтобы никто не влезал без очереди и каждый сел в такси, когда положено. Разве это не предел мечтаний — в полночь прибыть в незнакомый и небезопасный мегаполис и тут же получить такси? Наблюдая за налаженной работой стоянки, Георг размышлял о том, что Нью-Йорк — это не тот город, где, выходя из дому, нужно надевать бронежилет. Нью-Йорк — это город, где всех приезжих сажают в такси. Это открытие подействовало на него успокаивающе. Торопиться было некуда, он полной грудью вдыхал теплый вязковатый ночной воздух, разглядывал стоящих в очереди людей и любовался ясным звездным небом, простершимся над аэропортом. Но чем дольше он ждал, наслаждаясь мирным сценарием, тем тревожнее ему становилось. Что-то во всем этом не то. Что-то в этом странное. Может, тут слишком яркие звезды? Или чересчур жаркие летние ночи? Не замечая, казалось бы, ничего необычного, Георг никак не мог избавиться от ощущения странной безмятежности, даже нереальности всего происходящего. «Как в кино, как в каком-нибудь film noir, где хрипло подвывают трубы», — подумал он и чуть было не попросил у себя прощения за то, что в голову лезут такие заурядные пошлые мысли. Только когда подошла его очередь и таксист, повинуясь указаниям диспетчера, подъехал и остановился рядом, Георг осознал причину своей тревоги. Здесь совсем не слышно шума моторов! Нью-йоркские автомобили движутся тихо, почти беззвучно. Не едут, а парят на воздушных подушках. Эта обволакивающая их тишина действует угнетающе. И медлительность — тоже. Здесь никто никого не обгоняет, никто не жмет на газ или тормоз, — автомобили словно плывут над асфальтом, покойно и бесшумно. Вот и его машина подъехала тихонько, словно желая остаться незамеченной. Она буквально подкралась к нему. Теперь Георгу было никак не избавиться от ощущения, что в поведении нью-йоркских автомобилей, особенно таксомоторов, таится какой-то подвох. Они делают вид, будто движутся в гипнотическом сне, а на самом деле не теряют бдительности. И тогда он решил, что невзирая на усталость, вызванную долгим перелетом и разницей во времени, он глаз не сомкнет, пока не доберется до гостиницы. Во-первых, было бы обидно проспать приезд в город, о котором так долго мечтал; во-вторых, нужно присматривать за таксистом: индиец, цейлонец или пакистанец, он не говорил по-английски и никак не мог разобрать адреса, который выкрикивал Георг, прильнув к отверстиям в перегородке, отделявшей салон от кабины водителя. Вот уже который раз он повторял: «Washington Square», а таксист только плечами пожимал. В ответ на слово «Manhattan» он кивнул было: «Yes, Sir», но тут же снова пожал плечами, и Георгу пришлось лезть в карман за уведомлением, где был указан адрес гостиницы. Однако все старания просунуть бумажку в одно из отверстий оказались напрасными. Эти дырочки, наверное, затем такие крошечные, чтобы пуля не прошла. Тем временем таксист попытался открыть окошко, через которое пассажиры расплачиваются с водителем, но механизм заело. Тогда он вышел, открыл заднюю дверь и взял бумажку. Ему хватило беглого взгляда, он молча отдал уведомление Георгу и сел за руль. Читать он, похоже, умел, и местонахождение Вашингтон-сквер было ему известно. Едва машина тронулась, таксист включил радио и произнес длинную фразу, назвав некую сумму. Сперва Георг расслышал: «Forty dollars», потом: «thirty dollars», потом снова: «forty dollars». Но смысл этих цифр оставался ему непонятен. Он чувствовал, что еще немного, и станет совсем невмоготу: давала о себе знать смена часового пояса, на биологических часах было не двенадцать ночи, а шесть утра, и спать хотелось нестерпимо. Чтобы побыстрее завершить переговоры мирным путем, Георг решился на более крупную сумму и сказал: «forty dollars». В ответ на это таксист отключил счетчик. Георгу совсем не понравилась выходка таксиста. С какой стати его втягивают в противоправные действия? И вообще-то говоря, таксист должен был отключить счетчик, если бы речь шла о меньшей сумме, а не о большей. Так, по крайней мере, принято в Европе. Но как по-английски будет «счетчик», Георг не знал, и оставалось только прокричать: «thirty dollars». Проигнорировав новое предложение, таксист прибавил громкость, вцепился в руль и так напряженно уставился вперед, словно в любой момент на дороге может показаться дикий зверь или лихач, едущий по встречной полосе. Однако ни зверей, ни лихачей, ни, собственно говоря, дорожного движения не было. Ночной Нью-Йорк всегда представлялся Георгу пульсирующим организмом, пронизанным фосфоресцирующими артериями оживленных улиц. Но здешние улицы были темны и безлюдны, и чем ближе к городу, тем темнее и безлюднее становилось вокруг. Георг почувствовал страх и тревогу. Неужели весь Нью-Йорк — это пустынная скудно освещенная трасса, на которой ты чувствуешь себя маленьким потерянным существом? Неприятное ощущение обострялось за счет того, что заднее сиденвернуться
ДАМБО (от англ. Down under the Manhatten Bridge Overpass) — район Бруклина, расположенный под мостом на Ист-Ривер.