Цыганка представила на месте королевского кума капитана де Шатопер. С какой самоотверженностью она выхаживала бы его, дежуря у его ложа дни и ночи напролёт! Она бы меняла ему повязки, подавала лекарство, исполняла мельчайшие просьбы. Но Феб пребывал далеко и не нуждался в её помощи. Да и Эсмеральда смыслила во врачевании ещё меньше, чем Куактье.
— Если бы я умела распознавать целебные травы! — горячо воскликнула цыганка. — Я бы тогда залечила вашу рану! Но, увы, эти знания от меня сокрыты. Да и какие травы в преддверии зимы?
Давно, когда Эсмеральда была совсем ребёнком, с её табором путешествовала старуха-знахарка. Никто не знал, сколько ей лет, никто не помнил её молодой, словно она жила от сотворения мира. Эсмеральда застала её совсем дряхлой, беззубой, почти слепой и с трудом передвигавшейся, но всё же не бросающей своего дела. Она собирала растения, из которых готовила всяческие снадобья, лечила собратьев, и многих, казавшихся безнадёжными, поставила на ноги. Старуха помогала только своим и никому не выдавала тайн врачевания. Когда она умерла, табор будто осиротел, оставшись без защиты.
Цыганка, воскресив в памяти воспоминания, решила попытать удачу.
— Вам всё ведомо, мессир Тристан. Скажите, нет ли в городе или в его окрестностях женщины, занимающейся лечением травами?
Королевский кум, действительно знавший всё обо всех, ответил с долей пренебрежения:
— Как же нет! Старая карга Сибиль славится тем, что собирает листья да коренья и варит из них зелья. Чудо, как она до сих пор не попалась в когти духовному суду, либо моим молодчикам в лесу! — Тристан хищно раздул ноздри, словно тигр, учуявший кровь. — Придёт час, когда ведьму вознесут на пеньковой верёвке на пару туазов от земли!
Эсмеральда, заслышав такие речи, приуныла. Дело оборачивалось величайшими трудностями, но всё-таки цыганка не отступила.
— Пусть ваши люди проводят меня к ней, мессир! — попросила она, набравшись мужества.
— На что тебе? Хочешь купить у неё сушёных трав на лекарство?
— Да, мессир! О, прошу вас, позвольте мне! Я куплю у неё лекарство, либо уговорю прийти и помочь вам.
Тристан л’Эрмит расхохотался и смеялся до тех пор, пока в боку не закололо.
— Башка Христова! Что же, сходи, увидишь сама, как эта ведьма даст тебе от ворот поворот, едва услышит, для кого ты просишь снадобья, — напутствовал он, скаля зубы. — А если она тебе и уступит, то я всё равно не стану пить её зелья, ибо не уверен, что она не подсунет тебе яд.
От такой отповеди у кого угодно пропало бы желание действовать, но не у Эсмеральды. Уж очень ей захотелось увидеть таинственную Сибиль и, коль скоро властелин расщедрился, воспользоваться возможностью вырваться из заточения. Не теряя драгоценного времени, она собралась на прогулку. Слуга, выполняя приказ Тристана, сопроводил её до лачуги на одной из окраинных улочек Тура, узкой, грязной, стиснутой с обеих сторон домами. Судя по всему, посетители Сибиль не очень-то баловали врачевательницу щедрыми подношениями. Единственным украшением жилища знахарки служил позеленевший от времени дверной молоток в виде головы льва, державшего в пасти кольцо. Поколебавшись, Эсмеральда постучала.
Она, впечатлённая неприглядным видом жилища, ожидала увидеть в качестве его хозяйки согбенную, длинноносую старуху с торчащим из-под губы жёлтым клыком. Её ожидания оправдались лишь отчасти. Знахарка Сибиль в действительности оказалась старухой с лицом, изборождённым сетью морщин, но с прямой спиной и поблекшими усталыми глазами. Она живо напомнила цыганке мать, затворницу Гудулу. Сходство усиливалось за счёт худобы знахарки, подчёркиваемой линялым, с чужого плеча платьем, не скрывавшим выпирающих ключиц и острых плеч.
— Зачем пожаловала, красавица? — спросила Сибиль, сурово взирая на посетительницу из-под насупленных бровей. — Если ищешь снадобья, чтобы избавиться от бремени, или яд, или приворотный напиток, то ступай, откуда пришла.
— Нет, нет, госпожа Сибиль! — поспешно ответила Эсмеральда, опасаясь, как бы старуха, приняв её за знатную даму с чёрными помыслами, не захлопнула перед ней дверь. — Я пришла, чтобы просить у вас помощи для раненого.
— Это другое дело, — смягчилась знахарка и посторонилась. — Пройди в дом, а твой спутник пусть подождёт на улице.
Внутри лачуга оказалась такой же убогой, как и снаружи. Колченогий стол, табурет, лавка вдоль окна, сундук, служивший также и постелью — вот и вся мебель. Всё остальное пространство от пола до потолка занимали полки с посудой и всяческими склянками и мешочками, а также развешанные по стенам пучки трав, источающие терпкий аромат. Пахло пылью, дымом из очага и горячей похлёбкой. Сибиль, пододвинув табурет, предложила Эсмеральде сесть.
— Ты уж прости, красавица, за нелюбезный приём, — бормотала она, снимая с огня котелок с варевом. — Случается, наведываются ко мне девицы за такими делами, а я греха на душу не беру и упреждаю сразу. Где же твой раненый? Куда нам идти?
— На улицу Брисонне.
— Гм… Брисонне. Далеконько. Моя похлёбка совсем остынет. Расскажи-ка мне, что стряслось?
— Господину Тристану л’Эрмиту пробило стрелой руку несколько дней тому назад. Прошу, помогите ему, или дайте мне снадобья. Я заплачу, сколько потребуется, — как на духу выговорила Эсмеральда.
Имя Великого прево, имя, на которое откликалось эхо, возымело совсем не тот эффект, на который уповала просительница. Сибиль дёрнулась, как ужаленная. Взор её загорелся ненавистью, какую никак нельзя было предполагать в столь немощном теле. Старуха зашипела, вытянув тощую шею, сделавшись похожей на рассерженную гусыню:
— Тристану л’Эрмиту?! Да ты, девонька, либо ума лишилась, либо потешаешься надо мной! Помогать живодёру, дьяволу л’Эрмиту, который ходит по лесам, собирая кровавую жатву?! Я знаю, о, я знаю, кто ранил его! Одна из его жертв, сомнений нет! Кто он тебе, что ты просишь за него?
Эсмеральда испуганно съёжилась, в любой миг ожидая нападения. Вот сейчас взбешённая старуха накинется на неё, вопьётся, точно бешеная кошка, расцарапает лицо ногтями! Сибиль, потрясая руками-жердями, перекрыла ей путь к отступлению. Эсмеральде ничего иного не оставалось, кроме как, положившись на волю Всевышнего, рассказать чистую правду.
— Он спас мне жизнь, госпожа Сибиль. Меня хотели казнить за преступление, которого я не совершала. Господин Тристан спас меня, укрыл в своём доме. Не скрою, я боюсь его, но я в долгу перед ним и не могу видеть, как он страдает.
— Ты мне лжёшь, девица! Не бывало такого, чтобы прево Тристан над кем-нибудь сжалился!
— Я сказала вам истинную правду, клянусь Святым Мартином Турским! Меня собирались повесить, сам Тристан командовал палачу, верёвка обвила мою шею, смерть дышала мне в затылок. Я не знаю, какая благодать снизошла на него, но он пощадил меня и с той поры я живу в его доме. Пусть небесный огонь испепелит меня, если я солгала хоть словом.
— Уж больно ты горячо клянёшься! — проворчала Сибиль, но без прежней ярости.
— Правду говорить не страшно. Я хочу отплатить добром за добро, только и всего. Если я нежеланный гость, я сейчас же уйду. Мне жаль, что я вас побеспокоила.
Эсмеральда поднялась с намерением как можно скорее выскользнуть за дверь, но знахарка остановила её.
— Погоди-ка. Не ведаю, Господь или дьявол направил тебя ко мне, но будь по-твоему. Такой рассказ, девица, достоин награды. Я не пойду с тобой, но дам всё, что ты просишь.
Старуха, бормоча под нос, принялась перебирать травы. Эсмеральда сидела ни жива, ни мертва.
— Скажи-ка, девица, а не боишься ли ты, что я вместо целебных трав дам тебе ядовитые, чтобы твоими руками убить этого гнусного человека? — спросила вдруг Сибиль, сверля цыганку испытующим взглядом.
— Он боится, госпожа Сибиль, а я доверяю вам, ибо вы сказали, что не берёте грех на душу.
— Оно верно, — ухмыльнулась знахарка, — ему и нужно бояться. Ох, велик груз на его душе! Он это знает и мечется. Смотри, красавица, не напрасно ли ты явилась сюда? Королевский куманёк не верит лекарям, неужто доверится ведьме?
— Я смогу уговорить его! — сказала Эсмеральда, хотя и не уверена была в том, что сможет.