— Колдунья! Цыганка! — вскричал Клод. — Я видел, как вы увезли её! Что с ней стало?
— Много болтаешь, священник! — грозно насупился Тристан, делая вид, будто хочет стоптать наглеца конём. — Её увезли на Монфокон, понимаешь ты? Она там, в склепе! А, коли не прекратишь попусту молоть языком, то я и тебя отправлю вслед за ней. Или предпочтёшь последовать за братцем? Мешков у меня всегда достанет!
Отшельник расхохотался жутко, отрывисто, зло. Клод, оскалив зубы не хуже Великого прево, шагнул к нему, однако ноги его подкосились. Священник рухнул ничком, раскинув руки.
— Слизняк! — проворчал Тристан, осаживая коня.
По-хозяйски оглядев площадь и удостоверившись, что всё исполнено, как нужно, Великий прево вернулся в Бастилию. Настала пора отчитаться перед королём в выполнении приказа. Только тогда, когда он скрылся из виду и цокот подков его коня стих вдали, к распростёртому на мостовой священнику подбежали, растормошили, помогли подняться. Губы Фролло шевелились.
— Зверь! — шептал он. — Зверь!
Тристан л’Эрмит нашёл Людовика в гордом одиночестве в той же самой комнате, где оставил его накануне. Ничто, кроме шагов стражи при смене караула, не нарушало монарший покой. Судя по всему, король так и не ложился. Он, сгорбившись, сидел в кресле, погрузившись в размышления. На столе перед ним лежал раскрытый Часослов, стоял опустошённый кубок. Цвет лица государя приобрёл землистый оттенок, дряблые веки то и дело смыкались, грудная клетка ходила ходуном.
— А, кум мой! — король так взволновался, что встал с кресла. — Говори же!
— Ваша воля исполнена в точности, — почтительно поклонился Тристан. — Нищие разбиты и брошены в Сену, колдунья повешена. Вот только…
— Что только, куманёк? — поднял брови старый король.
— Ваше величество, у меня не получилось взять колдунью, не привлекая постороннего внимания, — повинился Великий прево. — Её вздумала укрывать затворница из Роландовой башни, известная в народе как сестра Гудула. Девчонку мы отбили, но, поскольку схватку видели прохожие, я не стал вершить казнь на виду у всех, опасаясь вызвать новое волнение черни, и счёл верным увезти цыганку на Монфокон, где предал смерти. Если я совершил ошибку и колдунью следовало повесить публично, я готов понести наказание.
Тристан, произнося ложь перед королём, ничем не выдал себя — ни голосом, ни жестом. Он намеренно ссылался на мнимые опасения возбудить гнев парижан, видевших нарушение права убежища и гибель отшельницы. Это была увёртка, призванная объяснить, почему пустует виселица на Гревской площади на тот случай, если король пожелает лично взглянуть на казнённую. А поди-ка отыщи тело в зловонных склепах Монфокона!
Людовик пожевал беззубыми дёснами, затем вяло махнул рукой.
— Ты поступил верно, Тристан! Позови ко мне Жака Куактье и ступай отдыхать. Я, хвала Создателю, наконец, смогу спокойно уснуть.
Великий прево не остался в Бастилии. Пользуясь предоставленным королём правом отлучки, он вернулся в дом, куда заглядывал прежде лишь по необходимости. Сейчас его ожидала там спасённая цыганка.
========== Глава 4. Кот играет с мышью ==========
Потрясения, перенесённые Эсмеральдой, были столь велики, что рассудок её, находившийся на грани помутнения, окунулся, как в омут, в спасительное забытье. Она, отстранившись от внешнего мира, не почувствовала, как её везли, несли на руках, раздевали, укладывали. Поэтому, придя в себя, цыганка никак не могла понять, где находится и как она здесь оказалась. Последнее, что отпечаталось в её памяти — рухнувшая стена Крысиной норы, руки палача, сомкнувшиеся кольцом на её туловище, крик матери, прикосновение к шее пеньковой верёвки, чёрная перекладина виселицы и свирепого вида человек, назвавшийся королевским кумом Тристаном Отшельником. Дальше нить обрывалась. Нападение на собор, бегство и ужасный священник, вытесненные этими впечатлениями, остались необозримо далеко.
Цыганка осмотрелась. Она лежала, заботливо укрытая, на огромной кровати под пышным балдахином. Порядком перепачканное платье послушницы Отель-Дьё сменила длинная шёлковая камиза, судя по материалу и фасону, принадлежавшая состоятельной даме. Опустевшая ладанка с зелёной бусиной по-прежнему висела на шее девушки. Дотронувшись до своего талисмана, Эсмеральда горестно вздохнула. Крохотный башмачок нашёл свою пару, но лишь затем, чтобы мать и дочь, встретившись при столь трагических обстоятельствах, расстались опять.
Спустившись с постели, цыганка подошла к окну. Взору её представился двор, какие-то хозяйственные постройки, окружённые каменной стеной. Несчастная с тоской поняла: она пленница. Тот, кто доставил её сюда, не друг ей.
Дверь приотворилась, в комнату заглянула молодая женщина в коричневом платье и кокетливом чепце. Увидев, что гостья очнулась, она поспешно вошла и почтительно поклонилась, будто госпоже. Эсмеральда, не избалованная почестями, удивилась, не понимая, за кого её принимают здесь.
— Где я и как я сюда попала? — спросила цыганка.
— Не прикажете ли подавать обед, сударыня? — вопросом на вопрос ответила служанка.
— Где я? Кто ваш хозяин? — повторила девушка.
Служанка сделала испуганные глаза и приложила указательный палец к губам, призывая к молчанию.
— Господин запретил нам пускаться с вами в разговоры! — шёпотом пояснила она. — Вы вскоре всё сами узнаете. Я принесу вам обед.
Эсмеральда терялась в догадках, кто же этот таинственный господин, которого боятся слуги, который, по всей видимости, отбил её у палачей и стремится сохранить в тайне её пребывание здесь. Поначалу цыганка подумала, что, быть может, это сделал Феб, но вспышка радости мгновенно угасла, подобно метеору в ночном августовском небе. Феб не мог позволить себе содержать такой богатый дом. Тем временем та же служанка внесла в комнату поднос с мясом, хлебом, фруктами и вином. Эсмеральда много часов ничего не ела, желудок настойчиво требовал подкрепления, а один вид пищи возбуждал жгучий аппетит. Пленница тут же набросилась на еду, показавшуюся особенно вкусной после скромных монастырских подношений Квазимодо. Приятная сытость притупила её горе, от выпитого закружилась голова. Служанка помогла ей улечься, молча убрала посуду.
Всхлипнув, Эсмеральда стиснула в руке ладанку.
— Матушка моя… — прошептала цыганка.
Талисман помог ей обрести мать, а теперь утратил силу. Он больше не охранял свою хозяйку. У неё отняли последнее оружие. От осознания этого бросило в жар.
Тристан, справившись у слуг о состоянии девушки и получив ответ, что та очнулась и поела, направился в её покои. Казалось, он, проносившись ночь напролёт во главе отряда, рыская по собору, совершенно не утомился. Впрочем, Великий прево действительно мог длительное время обходиться без отдыха, поэтому подчинённым казалось, что он и вовсе никогда не спит.
Ужас, испытанный цыганкой перед священником, приказавшим выбирать между ним и виселицей, не шёл ни в какое сравнение с тем, что она почувствовала, когда в комнату вошёл тот самый жуткий человек с Гревской площади. Она мгновенно узнала это зверское лицо с квадратным подбородком и ледяными серыми глазами. Она даже помнила его имя: Тристан Отшельник, кум короля. Вот кем оказался её спаситель! Палач, мясник, от него пахло кровью. Да и спаситель ли он? Зачем ему цыганка, беглая колдунья, если не в качестве забавы, бесправной игрушки? Эсмеральда хотела закричать, но крик замер в горле. Великий прево спокойно смотрел на неё, скрестив на груди руки.
— Полно трястись, будто лист на ветру! — ухмылка на миг озарила его хмурое лицо. — Уж в этих-то стенах тебе ничто не угрожает. Вижу, ты не забыла моё имя. Позволь теперь узнать твоё.
— Эсмеральда… Матушка звала меня Агнессой… — просипела цыганка и сжалась, поскольку жуткий человек приблизился, сел на постель рядом с ней, откинул одеяло. Ей было и страшно, и стыдно предстать перед мужчиной в одной сорочке. — Вы спасли меня… Почему?
Он снова улыбнулся, показав зубы, отчего улыбка вышла похожей на звериный оскал.
— Грешно позволить Анрие Кузену повесить такую красотку! — промолвил он, ощупывая её внимательным взглядом. — Да, я спас тебя от смерти, привёз в свой дом. Ну же, неужели ты не хочешь отблагодарить меня?