Влажный осенний воздух вдавливался во внутренности и кости. Подойдя к зеленому навесу, я отворил дверь и вошел, но за прилавком стояла не молодая женщина, а высокий худой мужчина с водянистыми глазками, узкими губами и костлявыми пальцами. Стоило мне подумать о том, что он мог делать своими пальцами, в душе мигом поднялась паника. Но я поспешил заверить себя, что этот человек не во вкусе Ивонн, тем более с такими пальцами, которые заворачивают цветы в бумагу, точно драгоценные свитки пергамента.
— Извините, я скоро вернусь, — сказал я продавцу, который вопросительно посмотрел на меня.
Я ушел и вернулся на следующий день.
При виде Ивонн мое сердце подпрыгнуло так, что этот прыжок, верно, слышали все вокруг. Но Ивонн нисколько не удивилась, а лишь спокойно взглянула на меня, словно ждала моего возвращения с прогулки по соседнему кварталу.
Я стоял в конце очереди и смотрел на Ивонн. Мне показалось или она и в самом деле разговаривала с покупателями более коротко, а ее руки быстрее заворачивали цветы? В жизни Ивонн выглядела красивее, чем в воспоминаниях.
Когда подошла моя очередь, я знал, что сказать.
— Три красные розы, пожалуйста. Ивонн улыбнулась.
— А вы сообразительный моряк.
Я расплатился и спросил, в котором часу она заканчивает работу.
— В шесть, — ответила Ивонн, и я пообещал, что вернусь к этому времени. Кивнув, она протянула мне цветы. Бутоны напоминали застывшие красные слезы.
Выйдя из магазина, я бродил по незнакомым улицам и смотрел на людей, чьи тревоги были мне неведомы.
Интересно, а их сердца тоже когда-нибудь подскакивали так, как мое сегодня?
К магазину я пришел задолго до шести, весь продрогший и одинокий. Наконец Ивонн появилась на пороге и посмотрела на меня с той кривоватой улыбкой, которая так прочно врезалась в мою память. Но теперь улыбка была более сдержанной, чем прежде. По тому, как дрожали пальцы, когда она повязывала шарф, я понял, что и она одинока: Ивонн тоже нервничала, а значит, у нас была надежда.
Я преподнес ей розы, а она рассмеялась:
— Спасибо, вот это сюрприз!
Мы отправились в небольшой клуб, где было не продохнуть от табачного дыма, а на столах темнели круги от донышек бокалов. Ивонн сказала, что ей нравятся такие заведения. «На работе у меня слишком много порядка и слишком мало дыма», — заметила она. К нам подошла неулыбчивая официантка, и мы заказали две порции грога.
Когда официантка ушла, Ивонн опустила уголки губ, пародируя ее хмурое выражение, и захихикала.
Ивонн стала рассказывать о себе, о том, как после учебы не сумела найти своего места в жизни (или мужчины, с которым могла бы сойтись, — но об этом она не говорила). Она жила с родителями, пока не поступила на работу в цветочный магазин. Ее пристроила туда подруга, которая водила знакомство с владельцем магазина — тем тонкогубым мужчиной.
— Мне приятно разговаривать с людьми и приносить в мир красоту, — пояснила Ивонн. — А еще выбирать розы для приятных мужчин, которые везут их домой приятным женщинам, — добавила она, и в ее глазах мелькнул плутоватый огонек.
— А ты чем занимаешься? — вежливо спросила Ивонн, по-видимому пожалев о своей колкости.
Мы ведь уже увидели друг друга, — хотел сказать я, — к чему нам все эти расспросы. Но вслух ответил:
— Продаю и покупаю рыболовные снасти. Привожу идеи из Англии, приезжаю с идеями сюда. На Тристане сильны традиции предков: мы относимся к морю, как к близкому человеку, и читаем мысли рыб. Мы убиваем их с любовью и вкушаем, точно лучший деликатес: для нас рыба дороже золота.
Ивонн молча смотрела на меня, держа в руке пустой бокал.
— Заказать тебе еще чего-нибудь? — предложил я, а она отерла губы и закашлялась, как будто в ее горле закрутилось колесико.
В тот вечер я взял Ивонн за руку во второй раз, и она не отдернула ее. Она смотрела на меня и видела, как я обгораю в пламени свечи, точно комарик, который добровольно летит на смерть. Потому что такова его судьба. Но я не был комаром, Ивонн не была пламенем, и судьба тут тоже была ни при чем. Я своими ногами поднялся на борт корабля, своими ногами ходил по земле родного острова, своими ногами пришел в цветочный магазин. Я сделал выбор и отныне живу в этой стране, где мокрое небо разъедает землю, а люди избегают смотреть друг другу в глаза.