— Хорошо, — кивает она. — Но я все-таки поставлю варить картошку. Тебе ведь нужно расти сильным.
Она чмокает меня в макушку, заходит в дом и гремит посудой на кухне. Надеется, что домашние хлопоты прогонят беспокойство и угомонят улиток, которые вновь зашептались в ее животе после долгого перерыва.
Это не помогает.
Она встает у окна и глядит на мою спину. Я вижу ее лицо так отчетливо, словно передо мной поставили зеркало.
Мама, почему ты смотришь на меня, как на беспомощного ребенка? Ведь я — император.
Она открывает дверь, я поворачиваюсь к ней взглядом, и она снова начинает дышать.
Чего мама хочет?
Защищать меня?
Вместе со мной сажать деревья?
Думаю, нет, уже нет, но здесь, в нашем дворе, растет смоковница, которую я посадил, когда отец еще был дома, — точнее, это отец сажал, а я просто хлопал лопатой по комьям земли.
Я хорошо помню тот день: отец ходил по двору, а мама сидела на стуле, на том самом, на котором сейчас сижу я. Она была слишком большой для этого стульчика. Она была слишком тихой, она смотрела на меня и не могла понять, что же творится в голове отца. Эта мысль была простой, как яблоко; мама взяла ее в руку и бросила.
А я поймал.
Ворота захлопали, во двор пришли соседки, которым захотелось посмотреть на мои достижения.
— Такой маленький и такой рукастый! Настоящий огородник, весь в отца! — говорили они, а отец ухмылялся и улыбался каждой женщине особой улыбкой.
Он сходил в дом и вернулся, держа в руках большой пакет чая, который привез из Англии.
— Всем по три унции, гулять так гулять! — выкрикнул отец, и женщины окружили его, от волнения едва не выскакивая из мокасин.
— М-м, вкусно пахнет!
— Пусть ваш сынок вырастет рыбаком! Славный будет муж для нашей Магды!
— А может, для нашей Клары.
Мама на стульчике — и мама в дверях. Мама, запыхавшаяся от бега, — и мама, успокаивающая свое сердце, которому хотелось бы засыпать двор своим пеплом, чтобы все вокруг потемнело и мама снова стала единственным светом в глазах отца.
— Сейчас расскажу тебе секрет, — сказала женщина мужчине.
— У тебя есть секреты? — удивился мужчина.
— Всего один. Слушай: даже если Тристан взорвется…
— Такого не случится.
— Это же секретная история. А значит, в ней может случиться что угодно.
— А в жизни нет.
— Откуда ты знаешь?
Помню день, когда мы в последний раз провожали отца на корабль. Помню, как чемоданы в тачке подскакивали, а вены на руках отца вздувались, пока он толкал ее к берегу.
Мама тоже толкала тачку: она положила свою маленькую материнскую руку поверх большой отцовской руки с выступившими венами и думала, что помогает ему.
Под ногтями отца виднелась грязь.
В животе у мамы ползали улитки и гусеницы.
Я шагал следом и слушал родительское молчание, пинал камешки и замерзал, хотя день был теплым, а солнце большим и желтым.
Мы приблизились к ровной низине перед самым берегом, и тачка едва не опрокинулась. Отцу пришлось отклониться назад, чтобы удержать ее. Мама убрала руку и надеялась, что это мгновение будет длиться вечно, но ничего подобного не произошло, и мы молча прошли последние метры до кромки воды. Отец поставил тачку, утер пот со лба и обнял сначала маму, потом меня. Прижал к себе так крепко, что у меня перехватило дыхание.
Когда он отстранился, дыхание возобновилось с того места, на котором прервалось.
Отец пообещал привезти конфеты в шуршащих фантиках. Отец пообещал привезти книги в твердых обложках, которые всегда размякали от морской влаги, а еще саженец волшебного дерева, которое вырастет высоко вверх, сквозь туман до самого космоса.
Отец пообещал, что скоро вернется. Но что такое скоро? — размышлял я, наблюдая за кораблем, который многозначительно поглядывал на нас из моря.
Пол и другие гребцы помогли отцу погрузить чемоданы в лодку.
— Пожелаем господину попутного ветра, — произнес Пол, а я стал гадать, кого он имел в виду — моего отца или самого Господа.
Вскоре и вправду подул попутный ветер, лодку столкнули в воду, и волны начали разбегаться за кормой, точно ноги испуганного паука.
Отец помахал и повернулся к нам спиной.
Я стоял рядом с мамой и пустой тачкой и смотрел, как лодка рассекает мелководье спокойного водорослевого пояса.
Интересно, у муравьев есть глаза?
— Мама!
— Что?
— А у муравьев есть глаза?
— Есть, конечно, и у мух тоже, — отвечает мама и продолжает хлопотать в кухне.