Мужчина спит на глубине. Там он замыкается в себе, закрывается — понемногу, незаметно для других.
В конце концов мужчина закрывается совсем, и тогда он собирает свою одежду, пропахшую рыбой, складывает крючки и сети, перетягивает чемоданы ремнями и веревками, грузит поклажу на тачку и толкает ее по тропе к берегу. Тропа крутая, небо серое, а женщина злая.
Ты же все понимаешь, очередная поездка по делам, — вздыхает мужчина.
Он обнимает женщину, отстраняется, садится в лодку и гребет к кораблю.
Тем, кто смотрит на него с берега, кажется, что покачивающийся на горизонте корабль держится мачтой за крышу мира.
У нас с Лиз есть ребенок, вдумчивый и изобретательный мальчик. В его последний день рождения (ему исполнялось девять) я ходил на берег за ракушками. Они ему нравятся. Ему интересны насекомые и всякие штуковины. У меня с собой только одна фотография сына, и все выражения его лица мне приходится мысленно накладывать на то, с которым он смотрит на меня с этого снимка. Иногда перед сном я слышу его голос: он говорит о яблоках и гусеницах, о порхающих бабочках, похожих на маленькие раскрашенные юлы.
Я бы с такой радостью погрузил пальцы в его волосы и взъерошил их, но не могу.
Это моя вина.
Мне захотелось привезти Лиз засушенные розы. Я жил в большом городе за большим морем уже несколько недель, и настала пора возвращаться. Мне предстояло провести последнюю ночь в недорогой гостинице, где я обычно останавливаюсь. Я ехал в такси, и вдруг мне на ум пришла мысль о розах. Вспомнив, что в двух кварталах от гостиницы я видел выцветший зеленый навес с надписью «Цветочный магазин Гарри», решил заглянуть туда.
Когда я открывал дверь магазина, зазвенел колокольчик. Я встал в конец очереди и отыскал взглядом розы: тут были и белые, и желтые, и красные всех оттенков.
А позади них — синие.
Таких я никогда не видел.
На Тристан привозят розы только одного оттенка — кричаще-красного. Помню, Лиз поморщилась, когда из бутонов показались эти яркие лепестки. Не прошло и пары дней, как они засохли и опали.
Продавщица тараторила без умолку: за орхидеями надо уметь ухаживать… погрузить в чуть теплую воду… Она говорила, а очередь не двигалась, и меня одолевало беспокойство, которое я всегда ощущал в городе.
Наконец продавщица повернулась ко мне.
Светло-зеленые, чуть косящие глаза встретились с моими. Рыжевато-каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, ниспадали прядями на веснушчатое лицо.
— Чем могу помочь? — спросила она.
— Будьте добры, соберите букет из роз разных оттенков, — ответил я. — Пусть они красиво сочетаются между собой. Полагаюсь на ваш вкус.
— Сколько?
— Много. Штук восемнадцать.
— Такие цветы принято дарить в нечетных количествах.
Ничего страшного. Я повезу их так далеко, что никто не станет считать. — Кроме Лиз, — подумал я, не сомневаясь, что жена пересчитает розы и по их числу будет судить о том, насколько сильна моя любовь к ней.
Недоуменно посмотрев на меня, девушка принялась составлять букет. Она наморщила лоб и постукивала по столу ногтями с облупившимся лаком.
В охапку попали разнообразные красные цветы, однако к синим продавщица не прикоснулась.
— Синих тоже добавьте, — попросил я. — Пусть в букете будет что-то морское.
— Вы моряк?
— Нет, но живу в море. В смысле, на острове. Недоумение во взгляде девушки уступило место любопытству. Она выполнила мою просьбу. Ладно, синие так синие, но у мужчин совсем нет вкуса, — казалось, говорили ее глаза. Когда букет был готов, продавщица начала заворачивать его в бумагу и давать рекомендации, но я пропустил их мимо ушей, потому что завороженно следил за ее руками. Какие они маленькие. Как ловко и быстро работают, не боясь шипов. В точности как мои руки, когда я разделываю рыбу.
— Пятнадцать пенни, пожалуйста.
Опомнившись, я стал рыться в карманах. Я до сих пор не привык к деньгам, к металлическому запаху монет, так что просто протянул ладонь и позволил продавщице отсчитать нужную сумму. Ее пальцы щекотали мои.
Выйдя на улицу и прижав букет к груди, я ощутил новое легкое напряжение. Оно не покидало меня всю дорогу до гостиницы и никуда не делось, когда я вошел в вестибюль, миновал стойку администратора, поднялся по лестнице на третий этаж и зашагал по устеленному темно-красной дорожкой коридору, который внезапно показался мне длиннее, чем прежде.