Дочка смотрит на меня с удивлением. Ее глаза сужаются в недоверчивые щелочки.
— А у птиц есть сердца?
— У всех животных есть.
— И у осликов?
— Конечно.
— И у китов?
— У них огромные сердца. Размером с лодку.
Ее голос делается звонче:
— А инстинкт? Инстинкт у них большой?
— Большой. Размером с море.
— Не верю!
— А зря. Ведь они всегда возвращаются сюда с противоположной стороны земного шара.
— А там что находится?
— Где-то — львы и пустыни, где-то — мосты и высокие дома. Еще на земле множество мест, где живут мелкие животные и стоят низкие дома, а больше там почти ничего нет.
— А эти высокие дома такие же высокие, как наша гора?
— Нет, что ты, гора выше всех домов. Такая вот она большая.
— А когда я стану большой? — спрашивает дочка, и ее глаза расширяются. Это самые темные глаза, которые я встречал: зрачок и радужка почти не отличаются по цвету, а взгляд блестит. — Не знаю, хочу ли я быть большой. Большим некогда дружить с птицами.
— Ну, время еще есть. Ты успеешь познакомиться со многими птицами.
Она улыбается, и на левой щеке, словно в противовес растрепанным волосам на правой половине лица, появляется аккуратная ямочка.
Поднимаю дочку на руки. Маленькое тело такое родное, хотя в нем нет ничего от меня.
Когда весна вступит в свои права, а горные озерца нагреются, я поведу дочку плавать. Войду вместе с ней в воду и научу держаться на поверхности, научу двигать руками и ногами так, как надо двигать, если хочешь и дальше видеть над собой свет этого мира.
Затем заверну ее в полотенце, отожму воду из волос и буду смотреть, как темнеют капли, падая на песок.
Едва я узнал, что натворила Лиз, мне стало тошно смотреть на нее. Я видел в ней сплошную черноту. Я погрузил руки в эту черноту. Хорошая, невообразимо хорошая: как можно было так заблуждаться?! На ее совести лежит дьявольский поступок.
Она закричала, и я убрал руки.
Она подняла свои руки к шее и тяжело задышала.
В комнате было тихо.
В комнате было пусто, Лиз оперлась о край стола, в полу открылся люк, я провалился в него и летел сквозь этажи, пока не очутился во чреве земли. Лиз оказалась загадкой, черной жемчужиной, какие встречаются одна на миллион. Почему именно ей нужно было стать такой?
Я распахнул дверь и понесся по коридору, чиновник с бледным лицом кинулся мне навстречу. Я пролетел мимо него. На бегу я думал о сыне: опять он остался один и сидит сейчас за одной из этих дверей.
Очутившись на улице, я увидел над собой горячее синее небо. Остановился и вытащил из кармана листок. Закрыл глаза и вспомнил Мартин яркий свет, который она излучала сегодня в парке, раньше на острове, все годы, что я знал ее. Она излучала свет сквозь всю сажу и смолу, которые собрались вокруг нее плотными слоями.
Открыв дверь, она недоуменно уставилась на меня.
Что мне нужно, почему я пришел к ней так скоро?
Я хотел узнать ответ, но не мог подобрать слов, чтобы мой вопрос не прозвучал бестактно.
Это правда? Лиз действительно поступила так? Толкнула тебя?
Кто упал вместе с тобой?
Кто разбился?
Она пригласила меня войти, впустила в дом вопрос, который стоял в моих глазах. Она выглядела спокойной, прохладной. Она рассказала мне о том давнем дне.
О дне, который я хорошо помнил: улов выдался богатым, море расщедрилось, как никогда, а птичьи крики заполонили собой все небо. Вечером того дня я пришел к ней, пришел в ее дом, она приняла рыбу и поблагодарила.
Она стояла у окна и смотрела вслед моей удаляющейся спине. Спустя короткое время в дверь опять постучали.
Она слышала стук, но не пошла открывать.
— Трудно сказать почему, — пожала она плечами. — Может быть, чувствовала, что в дверь стучится зло.
Но зло не отступилось, а вошло в дом своими ногами, как вошел я, и оставило свои пахучие дары на столе, как оставил я; зло было похожим на меня, этого нельзя было не признать.
Зло шагнуло в комнату девушки.
— Кто это был? — спросил я. — Кто это сделал? — спросил я и посмотрел на Марту.
По ее взгляду я понял, что она не рассказывала об этом никому и никогда.
— Ты должна рассказать.
— Почему?
— Потому что я хочу знать.
— Точно хочешь?
— И потому что в этом обвинили меня.
— Ну, у Лиз были свои резоны.
— Лиз — дура.
— Не буду спорить.
— Кто это был?