Демокрит вскочил на ноги. Он хотел крикнуть: «Это ложь!», но не крикнул, а громко расхохотался. И хохот его, откатываясь эхом от высоких потолков, разнесся по всему храму. Жрец вскинул руки, словно защищаясь, отступил к окну.
— Ты поймал меня, жрец! — произнес сквозь смех Демокрит. — Ты поймал меня! Ты поймал за хвост зайца! А хвост у зайца маленький, заяц вырвался, в руке остался только пух…
— Можешь идти, — сказал Демокриту жрец, когда тот перестал хохотать. — Я больше не держу тебя.
— Но я не все сказал. — Демокрит приблизился к жрецу: — Я не могу уйти, не сказав всего. Мне известно, чего ждет Совет: заключения о том, сумасшедший я или нет. Вину мою может установить только суд. Кстати, суд установит мою невиновность, потому что я не отравитель — Клита умерла от старости и болезней; не врачеватель-невежда — поэт Диагор избавлен мною от недуга; не хитроумный разоритель абдеритян — они едят на золоте, а я — на глиняных черепках, да и то не каждый день; не враг отечественных обычаев и богов — боги не гневаются на меня, а абдеритяне не слышат от меня дурных слов, хотя они причинили мне уже много обид, оболгав меня перед верховным жрецом; не безумец, наконец, потому что ни мои мысли, ни мои поступки не противоречат законам природы. Недоброжелательство, зависть, невежество и глупость одних, ложное самолюбие, высокомерие, легкомыслие и лживость других, душевная слепота третьих сделали меня в глазах верховного жреца безумцем и преступником. Истина же заключается в том, что следует доверять не молве, не чувствам, но здравому смыслу.
— Постой, — сказал жрец, когда Демокрит направился к двери.
Демокрит остановился. Жрец приблизился к нему, коснулся пальцами его плеча, спросил усталым голосом:
— Ты много знаешь?
— Да.
— Но ты не все знаешь.
— Да. Кто стремится узнать все, тот рискует остаться невеждой.
— Ты не знаешь, как возник этот мир.
— Он всегда существовал. Не было времени, когда ничего не было. Было по крайней мере время: ведь нельзя представить себе время, когда не было времени. Время же всегда принадлежит чему-то. Время — нечто не возникшее. Таким же нечто являются и атомы. Все же прочее — из атомов. Я уже сказал.
— Нельзя познать этот мир: в нем все случайно. Миром правит божественный произвол. Мы же не знаем даже самих себя…
— Миром правит необходимость. То или иное событие кажется нам случайным до тех пор, пока мы не узнаем причину, его породившую. Все имеет свою причину. Эти причины постижимы. Знание причин — основа предвидения.
— Мы не можем предсказать час своей смерти.
— Те, кого очень мучает это обстоятельство, могут сами покончить с собой: час самоубийства каждый может назначить себе сам, — улыбнулся Демокрит.
— В царстве теней нет радости, — возразил жрец.
— Нет царства теней.
— Что же после смерти?
— Ничто.
— Ничто?
— Ничто. Отсутствие всего. Вечное отсутствие.
— Египтяне и пифагорейцы надеются на возвращение. И многие другие…
— Пустые надежды. К этому приводит нас разум, который есть совокупность самых совершенных атомов Вселенной.
— Куда девается этот разум после смерти?
— Куда девается огонь, оторвавшийся от полена?
— Он уходит светом во всех направлениях.
— Разум уходит мыслями ко всем другим людям. К этому надо стремиться при жизни.
— Что принесут человечеству знания? — жрец снова прикоснулся пальцами к плечу Демокрита — это был жест вежливой просьбы. — Мы видим, что приносит вера в богов: утешение в печали, надежду в беде, боязнь наказаний за тайные проступки, покой для чистой души… Что принесут знания, Демокрит?
— Благополучие для всех.
— А нравы? Что будет с ними?
— Нравы портятся от неравенства между людьми. Неравенство порождает зависть, соперничество и вражду. Мы стыдимся рабства. Со временем мы станем стыдиться простого неравенства…
— Равные знания — равное положение в обществе, Демокрит?
— Так будет.
— Как сделать знания равнодоступными для всех? — спросил жрец.
— Не надо затыкать рот мудрецам, — ответил Демокрит. — Пусть они говорят, пусть пишут книги. Объявите в храмах, что всякая мудрость от бога и что преступно преследовать мудрецов.
Жрец на это ничего не ответил.
— Я пойду, — сказал Демокрит. — Хотя, признаюсь, мне очень хочется знать, что верховный жрец сообщит архонтам о нашей беседе.
— Я подумаю, — уклонился от ответа жрец. — Мне нужно серьезно подумать, потому что мы оба стоим в самом начале пути. Вернее, перед нами два пути. Надо подумать, по какому из них идти, куда направить людей…