— Она была свободна, Гиппократ.
— Она не была свободна: ты не оформил акт о предоставлении ей свободы… Но не в этом дело. Дело же в том, Демокрит, что все эти твои поступки обличают в тебе сумасшедшего.
— Да? — удивился Демокрит.
— Да, мой друг. Теперь смейся.
И Демокрит рассмеялся, повалился со скамьи на землю, хватал руками траву, вытирал слезы, вздыхал и вновь неудержимо хохотал. Вместе с ним рассмеялся и Гиппократ.
Прежде чем осушить первую чашу разведенного вина — чашу здоровья, Гиппократ произнес речь. И была эта речь, которую Демокрит выслушал с благодарным вниманием, посвящена ему, Демокриту.
— Мы старые друзья, — сказал Гиппократ, — наши дороги не раз пересекались, много дней и ночей мы провели вместе, под одной кровлей, под одной звездой. Велик гений Демокрита. И не будь он философом, он стал бы великим врачом. Впрочем, он также в известной мере врач, ибо, как сказано в одном из его сочинений, врачебное искусство исцеляет тело, философия — душу. И вот я хочу спросить: может ли человек, обладающий философской мудростью, быть безумцем? Ответ есть только один: нет, не может!
— Этот человек, — Гиппократ указал рукой на Демокрита, — которого хотят объявить сумасшедшим, духовно самый здоровый из абдеритян. Его здоровье они хотят назвать безумством, потому что истина противна их образу жизни. Великодушие, доброта, умеренность, благожелательство, верность, искренность — дети истины.
Да, он растратил огромное наследство, которое принадлежало ему одному, но лишь с тем, чтобы приобрести несравненно большее богатство — истину для всех. Он никогда не скрывал своих убеждений, даже тогда, когда это грозило ему бедой, местью невежд и глупцов, потому что чист душой и искренен в своих помыслах. Он умеет прощать, потому что истина призывает нас к великодушию. Его философия, — продолжал Гиппократ, — избавит людей от страха перед грозными силами природы, от зависти, соперничества, жадности, неумеренности — одним словом, от невежества, которое есть самое большое зло. Он смеется над невежеством, он хохочет над ним, зная, что оно уже обречено. Вместе с невежеством обречены все мысли и чувства, мелкие мысли и чувства, порожденные им.
Он не бежит от опасностей, которые ему угрожают, потому что мужество есть лишь другая сторона истины. Лишь тот, кто обладает истиной, по-настоящему смел: истина открывается смелым, дружит со смелыми, нуждается в защите. Он готовится защищать истину.
Истина всесильна. К счастью, она достается мудрым. И единственно, что они позволяют себе, обладая столь безмерным могуществом, это показать завистливым и коварным людям, что они глупцы, что их хитрость, их мнимый ум, их мнимая власть не стоят и ржавой монеты.
И вот я пью это вино, друзья мои, за Демокрита, за его светлый и могучий ум.
Они долго не ложились спать, сидели во дворе на теплых камнях, любовались звездным небом, вели беседу, которая обоим доставляла радость, слушали ночную тишину, счастливые присутствием друг друга.
— Будь спокоен, — говорил Демокриту Гиппократ, — жрец не посмеет выступить против тебя и огласить на суде донос учеников Протагора. Им не удастся объявить тебя ни безумцем, ни безбожником. В свое время я спас от верной смерти верховного жреца, да и теперь избавил его от жестоких болей в суставах. Впрочем, не в этом главная моя сила. Главная сила в том, что никто ни в Ионии, ни во Фракии, ни в Македонии, ни в Аттике не посмеет назвать безумцем человека, которого Гиппократ считает здоровым.
Демокрит со вздохом подумал о том, что не всегда он будет сидеть вот так рядом с Гиппократом. Впрочем, если бы не всегда, но хотя бы иногда, то не стоило бы и вздыхать. Жестокость же судьбы в том, что, возможно, уже завтра она разлучит их навсегда. Одних разделяют века, других разделяют моря, третьих — неведомое: люди, которые пришли в этот мир, чтобы жить рядом, не знают о существовании друг друга.
— Что мы есть, Демокрит, для всех будущих веков? — заговорил после долгого молчания Гиппократ. — Ведь все живут для будущего. Хочется думать, друг мой, что люди на земле будут жить еще бесконечно долго и что ничего из того, что добыто нами, не окажется напрасным.
— Иначе не стоило бы и трудиться, — ответил Демокрит. — То, что остается потомкам, добывается не просто трудом, но чрезмерным трудом. Чрезмерный труд указывает на то, что человек заботится не только о себе, но и о своих потомках. Чрезмерный труд — есть любовь к будущему. И чем больше будет этой любви, Гиппократ, тем прекраснее будет завтрашний день.