— На тех же условиях? — быстро спросил господин Мо.
— Да, — твёрдо ответил Жогин.
— Принято.
Господин Мо протянул Жогину сухую ладошку.
— А теперь, по старинному обычаю, скрепим сделку рюмочкой хорошей женьшеневой водки, — сказал китаец. — Вы не против?
— Что вы, друг мой, — ответил Жогин, — я только за!
Господин Мо открыл бывший при нём чемоданчик, и на столе появилась запотевшая бутылка. Корешок, похожий на карикатурного человечка, растопырил внутри бутылки ручки и ножки.
Появился неслышный как тень секретарь, выставил на стол хрустальные стаканчики, тарелки с нарезанными соленьями и деликатесной рыбой, нарезанной тонкими ломтиками.
— За успех! — поднял свой стаканчик господин Мо.
— За сотрудничество! — отсалютовал ему Жогин.
Выпили.
Жогин посидел, не закусывая, изучая послевкусие жгучей, чуть маслянистой жидкости. Кошка по имени Кошка, сидевшая у него на руках, забралась на стол и стащила кусок рыбы. Господин Мо улыбнулся.
— Хороша, да? — спросил он.
— Весьма, — ответил Жогин. — Сами делаете? Поставьте мне партию. Бутылок сто.
— Зачем так мало? — спросил господин Мо.
— У нас тоже есть старинные обычаи! — засмеялся Жогин.
— Понимаю, — ответил господин Мо. — Ста бутылок у меня не будет, это штучный товар, но пару дюжин я вам отправлю.
— Что вы с меня за это попросите?
— Это подарок. Нам ещё работать и работать вместе! А теперь мне пора, — господин Мо вежливо поклонился. Жогин встал и поклонился ему в ответ. — На днях отправлю к вам моих юристов с проектом контракта. Не откажетесь прилететь на подписание ко мне?
— Не откажусь, — улыбнулся Жогин. — Давно не был в Поднебесной.
Он спустился с китайцем на первый этаж и далее до крыльца, где того ожидала машина. Господин Мо кланялся и благодарил, благодарил и кланялся. Он был доволен, он знал, что заработает куда больше миллиарда. Илья Витальевич тоже чувствовал удовлетворение от удачной сделки: на серверах компании ждали своей очереди двенадцать сезонов «Проклятия Тритона». Полновесные двенадцать сезонов по сорок четыре серии, каждая ровно шестьдесят четыре минуты. Второй сезон он отдаст Мо на тех же условиях, а про третий и далее разговора не было.
Когда он поднялся наверх, в приёмной в компании с переводчиком его ждал Джеймс Кахил.
Спустя несколько минут немного опешивший Джеймс сидел в кабинете мультимиллиардера, баюкал рюмку с водкой господина Мо (и никто ведь не поверит, что он пил водку с Жогиным, и водку эту подарил хозяину самый богатый подданный Китая!) и слушал, стараясь не пропустить ни слова…
— Я создал лучшие условия, — рассказывал Жогин, — лучших тренеров, каких мог найти, собрал самых талантливых, самых трудолюбивых детей. Мне не нравится, что побеждает всегда Китай, я хочу, чтобы в настольном теннисе мы были первыми! Вы согласны, Джеймс?
— Да, сэр… — робко ответил Кахил.
— Мне надоело, что в плавании доминируют американцы! — продолжал Жогин. — В плавании и лёгкой атлетике. Я создал лучшие условия! Вы видели мои бассейны, Джеймс?
— Нет, сэр, не успел, сэр…
— Не вставайте, Джеймс, я не кусаюсь, и пейте, это отличная водка, хотя… вам нечем закусить. Моя кошка сожрала всю рыбу! Люблю эту проглотину, — с неожиданной нежностью произнёс вдруг Жогин.
Открылась дверь. Секретарь вкатил тележку с закусками и быстро сервировал стол.
— Пейте, Джеймс! — засмеялся Жогин. — Когда вам ещё удастся выпить в моей компании?
— Когда, сэр? — переспросил Джеймс.
— Когда ваш воспитанник выиграет чемпионат мира или другой престижный турнир, — серьёзно ответил Жогин. — Я горд знакомством с вашим дядей, со всеми великими чемпионами, которых смог застать, но, не обижайтесь, Джеймс, меня утомило засилье англосаксов в снукере. Я хочу, чтобы чемпионами становились русские. Понимаете?
— Кажется, да, — промолвил Кахил. В голове его пошумливало. Китайская водка оказалась коварным напитком. Она пилась легко и приятно, её хотелось пить, но Джеймс понимал: сегодня его первый день в России, и будет несусветной глупостью, если он останется единственным.
— Ладно, Джеймс, — сказал, вставая, Жогин, и Кахил вскочил, сам не заметив как. — Отдыхайте. Если вы не запомнили дорогу, спросите моего секретаря, вас проводят.
— Спасибо, сэр.
Кахил попятился к дверям, просочился сквозь них и только тогда перевёл дух. Однако, задачи ставят эти мультимиллиардеры! Может, поэтому они так богаты?
К счастью, в его номере оказался холодильник с продуктами и микроволновка, поэтому спать Джеймс Кахил завалился не только пьян, но и сыт.
Жогин спрятал бутылку в шкаф и закинул в рот капсулу алкоцина. Это был тот же панацин, но сильно урезанный. Он не делал человека абсолютно здоровым, он купировал опьянение и обезвреживал метаболиты этилового спирта. Попросту, протрезвлял без последствий. Сегодня Жогину не хотелось быть пьяным, для опьянения есть своё время, настроение и свои дни. Пить надо, если иначе не сбросить напряжение дня — или в компании друзей, которым плевать на твои деньги. Больше никто не должен этого видеть. Пьяный миллиардер жалок и неуместен. Слышать — сколько угодно, сплетня это обычный спутник состоятельных людей.
— Есть у меня что сегодня? — спросил он в пространство.
Продвинутая автоматика кабинета умела отличить, говорит ли хозяин сам с собой или требует реакции. По интонации, жестикуляции, положению головы, направлению взгляда.
— Один посетитель, — отозвался через секунду секретарь. — Который месяц добивается приёма. Я его не обнадёживал, вы сами распорядились…
— Ага, — произнёс Илья Витальевич. Понятно, кто рвётся к нему диким быком. Тот, кому это запрещено. И кто не может понять, что запрет — это запрет, а не намёк на будущее разрешение! Пожалуй, пора расставить все точки над «Ё».
— Зовите.
Посетитель не заставил себя ждать.
Красив, даже благороден на вид. Скромный льняной подрясник, умное лицо, аккуратная бородка. Седые пряди в русых волосах. И тяжёлый серебряный крест на толстой цепи.
— Здравствуйте, уважаемый Илья Витальевич, — произнёс он.
И голос его был под стать внешности. Красивый баритон с бархатистыми обертонами. Наверное, он приводит неофитов в восторг. А уж неофиток непременно!
— Здравствуйте и вы, — ответил Жогин, указывая на кресло.
— Я благочинный местного прихода отец Макарий.
— И как же мне к вам обращаться, господин благочинный? — поинтересовался Жогин.
В глазах посетителя мелькнула неуверенность.
— Простите, разве я не представился? — ответил он. — Отец Макарий.
— Это вы простите, — с холодом в голосе произнёс Илья Витальевич. — Мой отец умер три года назад. Не вижу причин называть отцом кого-то другого. Итак, как вас зовут?
— В миру я Владимир Сергеевич, — развёл руками священник, — но это, право, нехорошо. Я пришёл к вам как духовное лицо, чтобы…
— Это оксюморон, — прервал его Жогин.
— Не понял? — растерялся священник.
— Духовное лицо это оксюморон, — вежливо повторил Илья Витальевич. — Нонсенс.
— Но как же… — опешил посетитель. — Это просто м-м-м… определение статуса? Бывают лица частные, юридические, официальные, а я как священник, как принявший сан — лицо духовное.
— Ладно, — сказал Жогин. — Вы уходите от сути, но ладно. Так чего же вы хотите как духовное лицо? Для чего вы отвлекаете меня от работы, а вы не можете не понимать, что время моё стоит денег? Наверное, это очень, крайне важное дело?
— Самое важное из существующих, — заверил его священник.
— Вот как?
— Воистину! — Владимир Сергеевич, в клире отец Макарий, возвысил голос.
— Это интересно, — отметил Жогин. — И чём состоит это дело?
— У вас огромное предприятие, на нём трудятся тысячи человек, — воодушевился Владимир Сергеевич. — Все они заслуживают спасения!
— Вы что-то путаете, — пожал плечами Жогин. — Техника безопасности у нас на высоте, в точном соответствии с законодательством. Есть целая служба, которая неукоснительно следит за исполнением, и прочее… Моим сотрудникам ничего не угрожает.