— Это надо вывести на дисплей, — сказал Гэри и посмотрел на экран. Тот показывал роскошную панораму, раскинувшуюся за стеной его комнаты.
Галактика.
— Ах, — вырвалось у Гэри. Должно быть, перед тем как лечь, он работал над одной маленькой технической проблемой, без которой его План был бы неполным. Нужно было решить, в каких зонах космоса и звездных скоплениях остатки научных знаний могут сохраниться в течение всего приближающегося периода варварства, который неизбежно настанет после крушения Империи. Когда экспансия Академии достигнет центра галактики, такие островки смогут доставить немало хлопот. «Правда, эта эпоха наступит не раньше, чем через пятьсот лет. Ванда, Стеттин и Пятьдесят думают, что наш план доживет до тех пор, но я так не считаю». Гэри потер глаза и слегка наклонился вперед, вглядываясь в узоры, которые лишь отдаленно напоминали хорошо известные очертания двух спиралей Галактики. В изображении было что-то не то. Знакомое, но…
И тут он ахнул. Это не было маленькой технической проблемой! Перед сном он решил просмотреть дискету, которую ему дал этот маленький бюрократ по имени Антик, чтобы сделать пару замечаний и отослать обратно с ободряющим сопроводительным письмом.
«И заставить пережить самый волнующий момент в жизни», — подумал Гэри, роняя голову на грудь. Он смутно помнил, что потом Керс уложил его в постель.
Сейчас Селдон снова смотрел на экран, изучая очертания космических течений и условные обозначения. И постепенно до него начинали доходить две вещи.
Во-первых, Хорис Антик не был дикарем-первооткрывателем. Математический аппарат был примитивным, и большинство формул было дерзко позаимствовано из нескольких популярных брошюрок, посвященных ранним работам Гэри.
Во-вторых, эти узоры поразительно напоминали нечто увиденное совсем недавно…
— Компьютер! — крикнул он. — Ну-ка, выведи на экран карту всех хаотических миров Галактики!
Рядом с простенькой моделью Антика появился намного более сложный чертеж. Изображение, которое показывало места и интенсивность опасных социальных отклонений за последние два века. Редкие возвраты к хаосу случались и в лучшие дни Империи. Но в последнее время они стали носить характер настоящих катастроф. Так называемый Закон Селдона, принятый во время его пребывания на посту премьер-министра, помог на время погасить конфликты и установить галактический мир. Но постоянно увеличивавшееся число хаотических миров было еще одним симптомом того, что цивилизация рушится. Все шло вкривь и вкось. Привычный глаз остановился на точках катастроф.
Сарк, где самоуверенные «эксперты» однажды извлекли из древнего полусгоревшего архива копии Жанны и Вольтера и похвалялись чудесами, на которые способен их прекрасный новый мир… пока тот не рухнул.
Мэддер Лосе, вспыхнувший так, что чуть не воспламенил всю Галактику, и внезапно потухший.
И Сантанни, планета, ставшая могилой Рейча. Мятеж, восстание и разгул кровавого насилия.
У Гэри пересохло во рту. Он приказал:
— Совмести оба изображения. Высчитай простую корреляцию, тип шесть. Покажи сходство.
Чертежи наложились друг на друга, видоизменились, и компьютер начал подсчитывать совпадения. Через несколько мгновений он вынесет приговор, выраженный в математических символах, и галактическое колесо закружится в водовороте.
— Пятнадцатипроцентная причинно-следственная корреляция между появлением хаотических миров и… и…
Гэри замигал. Он не мог вспомнить глупости, которые бормотал этот толстый бюрократ. Что-то о космических молекулах… О потоках галактической пыли?
Он едва не приказал немедленно включить визифонную связь и разбудить Хориса Антика — отчасти в отместку за то, что тот лишил сна его, Гэри Селдона.
Однако он ухватился за подлокотники кресла и подумал еще раз, вспомнив, чему учила его Дорс, когда они были мужем и женой:
— Гэри, не выпаливай первое, что приходит тебе на ум. Не следует лезть напролом. Это простительно лишь примитивным самцам, шляющимся по джунглям в телах дикарей. Но ты же имперский профессор! Ты всегда морочил людям голову, притворяясь уважаемым человеком.
— В то время как на самом деле я…
— Большущая человекообразная обезьяна! — хохотала Дорс, прижимаясь к нему. — Моя обезьяна. Мое чудесное живое существо.