Гэри ответил ему пожатием плеч.
— Мне очень жаль, — ответил он, на этот раз нисколько не кривя душой, — но — не могу.
Глава 6
— Золотые слова, — сказала женщина, сидевшая в машине рядом с Лодовиком, — смуглянка со светлыми волосами. Она протянула руку и представилась:
— Меня зовут Клодия Дюма-Хинриад. Я одна из руководителей этой подсекты кельвинистов, как ты выразился.
Пожимая ей руку, Лодовик ощутил внезапную дрожь, и тут его осенило:
— Ты… человек!
При этих словах женщина, которая почти всю дорогу до космопорта смотрела в окно, улыбнулась:
— Да. Большей частью. А что, это многое меняет? Ты только что сказал, что людям и роботам следовало бы поговорить.
Цепи псевдоэмоций Лодовика работали с максимальной нагрузкой. Треме пришлось приструнить их, чтобы не выдать своего изумления.
— Конечно. Очень рад. Просто счастлив! Но я не ожидал, что…
— Что здесь есть тайная группа людей, которые уже знают все и сотрудничают с нашими друзьями-роботами как равные?
Вторая женщина, до того глядевшая в сторону, саркастически рассмеялась.
— Равные? Ох, Клодия, едва ли!
Он внимательно посмотрел на брюнетку и на сей раз обнаружил след в микроволновом диапазоне. Лодовик послал короткий сигнал, означавший восхищение ее великолепным сходством с настоящей женщиной. Подобие было настолько полным, что он чуть не принял и ее за представителя органического мира. Ответ в том же диапазоне был равнозначен человеческому подмигиванию.
Клодия Дюма-Хинриад ответила своей спутнице:
— Зорма, все мы рабы в этой Вселенной. Мы, люди, обречены на смерть, невежество и хаос. А вы, роботы, на выполнение долга и подчинение Законам. — Она обернулась к Лодовику. — Вот почему ты заинтриговал нас, Трема. Возможно, ты сумеешь предложить новый подход, который позволит избежать трагического непонимания между нашими расами. Иначе нам останется только стиснуть зубы и сдаться на милость Дэниела Оливо.
Хорис Антик, злой как тысяча чертей, заявил, что он вовсе не чокнутый. Он несколько дней не отрывался от приборов, что-то бормоча себе под нос, но как-то за обедом не вытерпел и гаркнул:
— Не понимаю я вас, люди!
От необычного взрыва эмоций на широком лбу бюрократа выступили капельки пота.
— Вы без конца спорите о каких-то старых исторических книжках, словно кому-то в Галактике есть до них дело! А тем временем величайшая тайна Вселенной ждет, пока ее раскроют! Ответ может находиться от нас в нескольких километрах. Но вам на это наплевать!
Гэри и остальные оторвались от блюда, приготовленного стюардом Мейсерда из личных запасов аристократа. Уже несколько дней только эти деликатесы позволяли смягчать отношения между двумя группами, продолжавшими отчаянно спорить о хаотических мирах и древней проблеме человеческой амнезии. Никто не желал уступать. Но зато Сибил и Горнон признавали, что в их великом плане, связанном с использованием доисторических архивов в качестве оружия против Галактической Империи, есть недостатки. Понимание того, что подобную попытку делали не раз и не два, но безуспешно, заставило их приуныть. Несмотря на этот частичный успех, Гэри понимал, что до прибытия других ктлинских кораблей оппонентов переубедить не удастся. Поэтому он лелеял мечту подбить Мейсерда и Керса Кантуна на мятеж, захватить оба корабля и силой восстановить статус-кво.
Возможно, данную идею ему подсказало улучшение физического самочувствия после лечения методами Сибил. Гэри часто думал о восстании, вспоминая, что когда-то он был специалистом в этой своеобразной отрасли военной науки. Может быть, в случае крайней необходимости старая выучка придет к нему на помощь? При удачном стечении обстоятельств старик может справиться с молодым, если сумеет захватить его врасплох.
К несчастью, шансы на успех зависели от бдительности Морса Планша и его команды. Кроме того, Гэри не знал, можно ли рассчитывать на Мейсерда. Провинциальный аристократ слишком много времени проводил с «хаосистами», довольно покрякивая, когда время от времени на экране древнего архива возникало что-то знакомое. Энтузиазм, с которым он относился к таким вещам, был необычен для члена касты аристократов.
Когда Хорис Антик ворвался в столовую, изрыгая гневные слова, капитан «Гордости Родии» ответил с обезоруживающим дружелюбием. Он отодвинул стоявший рядом стул и предложил «Серому» сесть.
— Что ж, просветите нас, старина! Наверно, вы говорите об этих мертвых древних машинах, которые крутятся у нас под боком? Можете быть уверены, я о них не забыл.
Гэри с трудом скрыл улыбку, восхищенный тем, как Мейсерд разрядил напряжение. Аристократы тоже были мастерами своего дела. Помимо бесконечной «Большой Игры» феодальных кланов и придворных интриг, они руководили галактической системой благотворительности, следя за тем, чтобы ни один подданный бюрократическо-демократической Империи не остался без пособия. Согласно благородным принципам руэллианизма, лорд или леди каждого городка, графства, планеты или сектора должны были способствовать тому, чтобы все ощущали себя гражданами единого государства. Эта традиция сохранялась столько лет, что каждый аристократ источал любезность с естественностью зеленого растения, выделяющего кислород.
До тех пор, пока вы не становились его врагом. Гэри хорошо усвоил этот урок, вращаясь в политическом омуте Трентора. Кроме того, он знал, что после падения Империи именно руэллианизм станет первой жертвой. Во всей Галактике будет восстановлен феодализм, одна из немногих главных психоисторических формаций. И старые, и новые лордики бросят символические игры и быстро превратятся в мелких местных тиранов.
Учтивость Мейсерда слегка смягчила Антика. Бюрократ сел, схватил бокал, сделал несколько глотков, запивая очередную таблетку успокоительного, и со вздохом откинулся на спинку стула.
— Вы, Бирон, может, и помните об этом! Но наш друг профессор, кажется, совершенно забыл о том, что нас сюда привело. — «Серый» повернулся и посмотрел на Гэри. — Пахотные земли, Селдон! Мы шли по горячему следу. И готовы были вот-вот найти причину того, почему в прошлом столько миров было ободрано и перемешано. Почему скалы распылили и превратили в богатый чернозем! Я…
Хориса заставил прерваться громкий стон:
— Ох!
Гэри обернулся к Джени Кьюсет, все еще одетой в больничный халат. Девушка схватилась за голову и снова застонала. Ее лицо сморщилось от невыносимой боли.
— Как ты себя чувствуешь, милая? — участливо спросила Сибил, когда приступ немного прошел.
Джени храбро сделала вид, что ничего не случилось, и сделала глоток воды из хрустального бокала, держа его обеими трясущимися руками.
— Вдруг скрутило… Один из тех приступов боли, которые иногда бывают в моем возрасте после лихорадки. Вы все сами знаете, что это такое.
Со стороны Джени это был очень учтивый жест — особенно учитывая, как ей было больно. Конечно, Антик и Керс едва ли страдали подобной юношеской болезнью. Как, по всей вероятности, и Мейсерд. Подавляющее большинство жертв лихорадки впоследствии становились либо меритократами, либо эксцентриками.
Однако и Сибил и Горнон прекрасно знали, что сейчас испытывает Джени. Оба уставились на Хориса Антика.
— Послушайте, неужели обязательно изрыгать непристойности в присутствии бедного ребенка? Тем более за едой!
Сконфуженный «Серый» часто замигал.
— Я говорил только о том, что мы можем узнать, почему миллионы планет почти одновременно обзавелись плодородной почвой…
Джени испустила пронзительный крик, схватилась руками за голову и чуть не опрокинула стул. Сибил быстро сделала ей укол, а потом попросила Керса Кантуна помочь ей отвести девушку в лазарет. Перед уходом женщина с Ктлины пронзила испепеляющим взглядом Хориса, который делал вид, что не понимает случившегося.
«Может, действительно не понимает», — великодушно подумал Гэри. Едва ли Антику доводилось часто сталкиваться с подростками. Взрослые люди, даже меритократы, перенесшие в юности острую мозговую горячку, стремились поскорее забыть о том, каким сильным табу были для них некоторые слова и темы. Правда, такая реакция постепенно исчезала. К тридцати годам большинство просто считали разговоры о «грязи» и других низменных вещах дурным тоном.