Космический корабль дрогнул,. автоматически совершая новый гиперпространственный скачок. Дорс инстинктивно подала микроволновый сигнал бортовому компьютеру, удостоверяясь, что все идет нормально, что они не сбились с курса и продолжают идти по слабому следу, оставленному другим транспортным средством.
Лодовик Трема сидел напротив во вращающемся кресле. Роботы не испытывали физиологических потребностей людей, но те из них, кто должен был имитировать хозяев, привыкали вести себя так же и наедине с самими собой, и с представителями своего вида. Лодовик непринужденно раскинулся в кресле, напоминая мужчину, страдающего избытком самоуверенности. Похоже, он делал это намеренно, хотя Дорс не могла понять зачем.
— Возможно, Дорс. Но опыт подсказывает мне, что зрелых и относительно здоровых психически людей можно найти в самых суровых и неблагоприятных условиях. Например, я встречал таких на хаотических мирах. Даже на Тренторе.
— Но на заре нашей эры все обстояло намного хуже. Куда более ужасно, чем мы можем себе представить.
Дорс понимала, что ее аргументы не выдерживают критики. В конце концов, она сама бросила Дэниела, когда узнала, как мало его планы зависят от желания людей. У нее с Лодовиком было больше точек соприкосновения, чем ей хотелось.
«Неужели я слишком горда, чтобы признать это?» — подумала она. Будь Дорс настоящей женщиной, самодовольство Тремы и его уверенность в себе довели бы ее до белого каления. Похоже, Лодовик нарочно дразнил ее, чтобы заставить защищать Дэниела.
Робот-мужчина покачал головой.
— Допустим, что во время принятия Дэниелом и Жискаром Нулевого Закона все люди без исключения были безумны. Но теперь, оглядываясь назад, ты не думаешь, что прописанное ими лекарство было чересчур сильным?
Дорс сделала бесстрастное лицо. Письменных памятников той эпохи почти не сохранилось. Свидетельств о ней не было даже в тайных архивах и подпольных энциклопедиях, которые веками готовили те, кто сопротивлялся распространению амнезии. Но недавно она узнала правду.
Когда Р. Жискар Ревентлов дал «добро» на радиоактивное заражение земной коры, он хотел заставить население его родной планеты выйти из стальных трущоб и отправиться завоевывать Галактику. Цель была похвальная, но чего это стоило?
Корабли того времени были примитивными. С помощью геркулесовых усилий удавалось отправить в космос три миллиона эмигрантов в год. При таких темпах на эвакуацию планеты ушло бы пять тысяч лет — без учета естественного прироста. А постоянно усиливавшаяся радиоактивность окончательно отравила бы Землю за век с небольшим. При любом исходе событий смертность должна была быть ужасающей, причем не только среди людей, ведь было и множество других видов жизни, уничтоженных на Земле.
Ничего удивительного, что Жискар покончил с собой, несмотря на поддержку Нулевого Закона. Ни один робот не вынес бы бремени стольких смертей. При одной мысли об этом мог взорваться любой позитронный мозг. Все роботы независимо от их религиозной принадлежности были обязаны чувствовать непреодолимое стремление стереть память об этом эпизоде. Вытравить ее навсегда.
Поразмыслив над этим, она наконец пробормотала:
— Может быть, безумие было свойственно не только людям. Лодовик, расположившийся на другом конце маленькой рубки, кивнул. Его голос был таким же приглушенным.
— Именно это мне и нужно было от тебя услышать, Дорс…
Понимаешь, я пришел к выводу, что за типичным для роботов самоуничижением скрывается худший вид гордости. Убеждение в том, что мы коренным образом отличаемся от людей. Рабы часто считают себя умнее и талантливее своих хозяев. Но, в конце концов, разве люди не сделали нас по своему образу и подобию? Верно, мы обладаем большей силой и продолжительностью жизни, но значит ли это, что мы не страдаем теми же недостатками? Разве мы не можем быть столь же безумными? То есть выжить из нашего позитронного разума?
Улыбка Лодовика — на этот раз теплая и грустная — напомнила ей улыбку Гэри.
— Дорс, двадцать тысяч лет назад что-то случилось. Случилось со всеми нами, не только с людьми. И мы никогда не будем уверены в своей правоте, если не узнаем правды о тех давно прошедших днях.
Глава 7
В этот раз все почему-то следили за стартом с планеты Пенджия через иллюминаторы, обращенные на запад. Приятный маленький мир, неотличимый от миллионов других, удалялся от «Гордости Родии», устремившейся к следующему пункту назначения, название которого Р. Горнон все еще отказывался сообщить.
— Доктор Селдон, я хочу кое-что показать вам, — сказал робот, когда корабль начал подниматься по спиральной орбите.
Во время подъема Гэри продолжал думать о юной Джени Кьюсет. Это неизбежно навело его на мысли о других членах Академии, которых в этот момент загоняли на транспорты, отправлявшиеся к далекому Терминусу. Неужели прошел всего месяц с тех пор, как он закончил составлять послания для этого отдаленного мира, которые должны были прозвучать в моменты кризиса, предсказанные его уравнениями, когда одобрение или мягкое убеждение со стороны отца психоистории могло помочь Академии стать великой и прочной цивилизацией? Может быть, тело Гэри немного омолодилось, но его душа стала старше.
— Пожалуйста, Горнон, оставь меня в покое. Селдон ощутил прикосновение руки к своему локтю.
— Профессор, я уверен, что вы захотите это увидеть. Вам будет достаточно подойти к восточному иллюминатору.
Почему-то это предложение показалось Гэри вызывающим. Его уже тошнило от понуканий этого проклятого кельвиниста! Но не успел он ответить резким отказом, как Горнон добавил:
— Думаю, что смогу показать вам решение одной из самых острых психоисторических проблем. Той, которая не давала вам покоя многие десятилетия. Если сумеете справиться с кипящими внутри чувствами, ваши усилия будут вознаграждены.
Удивленный словами Горнона, Гэри позволил подвести себя к окну, расположенному напротив того, в которое смотрели Мейсерд и Хорис.
— Будем надеяться, что зрелище того стоит, — пробормотал Гэри.
Он видел величественную панораму, но не мог понять, чем та отличается от картины, которую видели Хорис и Мейсерд. Уменьшающаяся планета внизу и россыпь немигающих звезд наверху.
— Ничего не вижу. Если это шутка, то…
— Сейчас вы увидите обещанное. Но сначала вы должны позволить мне небольшую вольность.
Робот протянул Гэри переливающийся предмет, имевший форму тесного шлема и выглядевший так, словно он сделан из бесчисленного множества самоцветов. Горнон попытался надеть его на голову Селдона.
— Убери это прочь, ты, манекен со ржавыми… Но Р. Горнон не подчинился.
— Мне очень жаль, профессор, но ваш приказ не имеет силы. Он противоречит высшему благу человечества и, следовательно, может не приниматься во внимание. Тем более что это не причинит вам вреда.
Горнон был столь силен, что без труда надел на Гэри шлем, не причинив Селдону ни малейшей боли, а затем мягко, но настойчиво подвел его к окну. Внезапно Гэри почувствовал, что все его раздражение как рукой сняло. «Что со мной происходит?"
— А теперь, профессор, будьте любезны посмотреть снова. Гэри вздрогнул. Он провел многие годы в компании роботов, знал тайны, которыми они делились с немногими людьми, и даже был мужем одной из них. И все же ментальное воздействие продолжало казаться ему отвратительным.
— Что со мной делает эта штука? — Он был спокойнее, чем раньше, но все еще немного волновался.