Увы, Морс не мог отделаться от ощущения, что слишком мало знает. В игре участвовало слишком много сил, использовалось слишком много уверток и хитростей. Даже сейчас Планш подозревал, что ктлинцы, стремящиеся отомстить, могут быть пешками… и играть роль, отведенную им некоей неизвестной силой.
Глаза Ванды Селдон были закрыты, но ей не давал сосредоточиться звук шагов. Она приподняла веко и посмотрела на Гааля Дорника, чье бесконечное расхаживание взад и вперед могло бы стать символом тщетности.
— Гааль, присядь, пожалуйста, — попросила она. — Если ты будешь метаться, дела это не ускорит.
Лицо Дорника все еще сохраняло что-то мальчишеское, хотя за год, проведенный на Тренторе, этот влиятельный член Пятидесяти изрядно устал и слегка обрюзг.
— Ванда, я не понимаю, как ты можешь оставаться спокойной. Ведь он твой дед!
— И основатель нашей маленькой Академии, — добавила Ванда. — Но Гэри учил моего отца, а Рейч передал это по наследству мне: никогда не следует забывать о сверхзадаче. Нетерпение уподобляет тебя остальному человечеству, делая молекулой газа, неистово сталкивающейся с другими молекулами. Но если твой взгляд будет устремлен к далекому горизонту, ты сможешь стать той горстью камешков, падение которых вызывает обвал. — Она покачала головой. — Ты не хуже моего знаешь, что Гэри здесь не главное. Одного страха за его судьбу было бы недостаточно, чтобы мы бросили свои обязанности на Тренторе. Но я сильно подозреваю, что его бегство — не просто старческая эскапада. За этим что-то скрывается.
Ванда ощущала сумятицу чувств, которая владела Дорником. У бедняги не было и намека на защитный экран, прикрывающий психику. Она учила Гааля, но все ее усилия остались тщетными. Конечно, сейчас, когда люди-менталики являются редкостью, это не имеет особого значения. Но в будущем всем членам Второй Академии придется защищать свои мысли и чувства. Ментальный контроль начинается с самоконтроля, иначе нечего и надеяться, что ты сумеешь воспользоваться им во имя высших интересов человечества.
Гааль Дорник вздохнул.
— Может быть, я не гожусь для этого. Слишком сентиментален. Знаю, ты права, но я не могу думать ни о чем, кроме бедняги Гэри, запутавшегося в паутине, которую он сам помог свить. Ванда, мы обязаны найти его!
— Если мои сведения верны, мы скоро нагоним его.
Гааль слегка успокоился. Он и другие члены Пятидесяти воспринимали слова Ванды буквально даже тогда, когда она высказывала всего лишь предположение. Конечно, ученым должен быть присущ здоровый скепсис, но разве можно не верить члену твоей собственной группы, умеющему читать мысли?
«Не очень-то умеющему, — подумала она. — Наверно, моя сестра делала бы это лучше, если бы они с мамой пережили хаос на Сантанни».
Тем не менее дара Ванды хватило для того, чтобы засечь корабли, следовавшие за ними на значительном расстоянии. То были тяжело вооруженные крейсеры, выделенные Имперским Комитетом Общественного Спасения службе безопасности. Они летели следом, повинуясь сигналам датчика, установленного на корабле Ванды.
«Они думают, что мы этого не знаем. На самом деле они видят и слышат лишь то, что нужно нам. Что ж, это неплохой повод попрактиковаться в интригах, которыми нам придется заниматься ближайшую тысячу лет».
Они находились в самом начале долгого и трудного пути, на который ступили, повинуясь уравнениям и собственному разуму. Этот путь закончится лишь тогда, когда План Селдона, осуществляемый преданными своему делу психоисториками (в недалеком будущем — менталиками), наконец принесет плоды.
В нескольких парсеках от них находился еще один корабль, стремившийся к Земле. Половина его экипажа состояла из позитронных роботов — умных и умелых слуг. Они тесно сотрудничали с представителями расы хозяев — смертных, но больше не невежественных полубогов. Количество людей и роботов на корабле было равным. Людей, способных к такому сотрудничеству, найти было нелегко; как правило, люди относились к своим партнерам-андроидам свысока. Точнее говоря, их было так мало, что роботам приходилось уговаривать друзей создавать свои копии, используя для этого секретную технологию. Находившиеся на борту корабля знали, что они являются еретиками. Ни одна из великих культур — ни люди, ни роботы — не признавала идеи равенства.
«Но так будет не всегда», — думала Зорма, одна из руководительниц маленькой секты. Она надеялась, что этот вывод следует из уравнений психоистории. План Селдона мог закончиться счастливо не только для человечества. Для ее расы тоже.
«Однако похоже, что сейчас все находится в руках богов. Тот, кто решает судьбу людей, автоматически решит и судьбу роботов».
— Лодовик не обрадуется, когда узнает, что мы обманули его и не стали преследовать второй корабль, улетевший из облака Тумартин, — промолвила Клодия Дюма-Хинриад, вторая руководительница секты. — Ты прекрасно знала, какой путь избрала «Гордость Родии». А теперь, когда Дорс и Лодовик даром тратят время на Пенджии, мы летим к Земле. — Клодия нахмурилась и вполголоса повторила:
— Лодовик не обрадуется.
Одним из недостатков равенства был необходимость приноравливаться к странностям друг друга. Люди — даже лучшие из них — не обладали ни логикой, ни памятью. «Конечно, мы сами виноваты. Мы никогда не позволяли им тренировать эти качества».
— Клодия, у нас есть свои источники информации и право пользоваться ими так, как мы считаем нужным. Вспомни, Дорс все еще предана Нулевому Закону — точнее, той его версии, которую она выбрала самостоятельно. А Лодовик вообще не признает никаких законов. Оба восстали против судьбы роботов, определенной Оливо. Но это еще не значит, что они заодно с нами.
— Ты повторяешь мои мысли! В нашей группе и люди и роботы научились пользоваться силой и слабостью друг друга. Для каждого из нас главное — это терпимость и принципиальное нежелание возноситься над остальными. Но Дорс и Лодовик придерживаются других взглядов.
Зорма покачала головой.
— Я еще не знаю, открывает ли их путь новые возможности для каждого или так сложилась только их собственная судьба. Но знакомство с ними заставило меня задуматься.
Ее подруга приподняла бровь.
— О чем, Зорма?
Та ответила после паузы, которая продолжалась почти минуту:
— О том, не устарела ли я. — Потом она посмотрела на Клодию и слегка улыбнулась. — На твоем месте, подруга, я подумала бы о том же самом.
На Пенджии все обернулось скверно.
К счастью, этот пасторальный мирок посещало не так уж много кораблей. Их гиперпространственный след оставался отчетливым. Но псевдоэмоции Дорс Венабили дошли до белого каления.
— Какое-то транспортное средство отбыло отсюда два дня назад, — вслушавшись в себя, задумчиво сказал Лодовик Трема. — А двенадцать часов спустя за ним проследовала флотилия очень быстрых кораблей. Похоже, военных.
Дорс тут же прыгнула в свою яхту и устремилась за флотилией. Когда она рассчитала конечный пункт нового курса, ее тревога за Гэри удвоилась.
— Похоже, они летят на Землю.
Из стоявшего рядом голопроектора донесся тихий женский голос:
— Итак, после стольких лет одна из моих бесчисленных мутировавших копий наконец-то еще раз увидит любимую Францию.
— И Францию Вольтера, — подхватил Лодовик, в сложном позитронием мозгу которого обитала вторая древняя личность. — Боюсь, знакомыми тебе будут только грубые очертания родной страны. Но я тоже не могу дождаться встречи с ней!
Дорс постаралась скрыть дурные предчувствия. Она слышала столько рассказов о Земле… и в большинстве их слышались священный трепет, сожаление и немалый страх. Там когда-то жил легендарный Элайдж Бейли, человек-детектив, дружба с которым так же запечатлелась в «душе» Дэниела Оливо, как жизнь с Гэри — в памяти самой Дорс. На Земле родились роботы… и там же вспыхнула гражданская война между ними.
Когда они летели через сектор Сириус, Дорс ощутила в мозгу легкое покалывание. Ее нельзя было назвать сведущим менталиком. Дэниел не считал нужным учить ее, но она сумела кое-что почерпнуть у Клии и Бранна, которых опекала на Смашелле. Ее способности находились в зачаточном состоянии, и все же Дорс ощутила легкий резонансный толчок на пси-частоте, обычно слишком слабой, чтобы кто-нибудь мог ощутить ее.