— Ваш рассказ меня ничуть не удивляет. Король никогда не мог обойтись без нее! Ее красота и ум его покорили!..
— И даже более того! Ваш вопрос относительно ведьмы был неуместен. Не умаляя красоты мадам де Монтеспан, не приуменьшая влияния ее на короля, которое укрепилось за тринадцать лет их связи, точно известно, что золото, которое она опускала в кошельки колдуний, послужило ей огромной помощью.
Анжелика понимающе улыбнулась.
— Так Мовуазен и по сей день продолжает практиковать? — сказала она, понизив голос.
— Как никогда. Весь Париж бывает у нее, самые громкие имена королевства… С тех пор, как ее поддержала мадам де Монтеспан, ее аптека полна. Что до Атенаис, то вы ее хорошо знаете, как я вижу. Так что думаете вы?.. Позволит ли она другой женщине занять ее место возле короля?.. Нет! Этого никогда не будет. Новую фаворитку ждет та же участь, что и предыдущих.
— Мадам де Ментенон! — вскричала Анжелика, уже переполненная беспокойством за несчастную Франсуазу д'Обинье, ее давнюю подругу, которая однако была и подругой Атенаис.
Но для последней, охваченной страстью к королю, и страхом его потерять никакие узы дружбы не могли иметь значения.
Придворный пожал плечами.
— Мимо. Я говорю о новой фаворитке, мадмуазель де Скорай, красивой восемнадцатилетней блондинке. Наш повелитель находится в том возрасте, когда с вожделением смотрят на молоденьких…
— Однако я слышала, что мадам де Ментенон…
— Да, я признаю, что гувернантка незаконорожденных детей продолжает получать кое-какие подачки. Он сделал ее маркизой, что впрочем ничего не значит. Но что она может среди такой путаницы? Она довольствуется тем, что держит под крылом детишек, которые ей вверены, и избавляет их от влияния их ужасной матери. А той и без них есть кого помучить. Нравиться королю и бороться с соперницами — это предмет ее досуга. По Парижу распространились опаснейшие микстуры. В прошлом году многие были свидетелями сильной болезни короля, и ее лихорадкой не назовешь. Мадам де Монтеспан пустила слух, что может быть причастна к его недомоганию, сказав, что предпочитает получать милости от больного короля, чем видеть, как он расточает их другим.
— Если дела обстоят таким образом, господин д'Эстре, и если вы обо всем этом знаете, не считаете ли вы своим долгом предупредить Его Величество каким-либо образом?
— Вы сошли с ума? — он посмотрел на нее насмешливо. — Если то, что известно мне или вам, или нам обоим по отдельности и вместе, выплывет на свет, то возникает угроза быть «разодранным четырьмя лошадьми»…
Его фраза гулко раскатилась во влажном воздухе реки.
Он намекал на казнь, специально предназначенную для цареубийц. А таковыми признавались люди, которые готовили план покуситься на жизнь короля, даже в случае, когда план проваливался.
Казнь состояла в том, что руки и ноги осужденного привязывались к сбруе четырех лошадей. Потом лошади отпускались и тянули в разные направления, так что к исходу экзекуции каждая из них уносила одну из частей тела приговоренного.
— Что вы говорите, — пробормотала Анжелика в ужасе. — Мадам де Монтеспан дошла до того, что пыталась отравить короля?..
— Я такого не говорил, — запротестовал офицер королевского флота, старательно оглядываясь.
Казалось, он сожалел о том, что так разболтался. Но увидев, с каким заинтересованным видом она ждет продолжения, он не удержался и добавил:
— Речь не идет о смертельном яде. Я говорю о специальных порошках, которые фаворитка примешивает к пище короля, чтобы обратить на себя его внимание. И, между прочим, это приносит успех, как я вам уже сказал. Но результат оказался несколько большим, чем она это ожидала. Следствием этого, по словам врачей, стала его тяга к новым любовницам, что, естественно, не доставило особого удовольствия и мадам де Менденон. Правда, ее еще не окончательно отвергли. Король каждый вечер приходит к ней поболтать или сыграть партию в бильярд. А вообще, вы понимаете: это ведь целая процессия: мадам де Лувиньи, мадмуазель де Рошфор-Теобон… Говорят, что он пустился во все тяжкие, если можно так выразиться: фрейлины королевы, горничные, а недавно одна из дочерей мадам де Монтеспан представила ему некую Дезейе, и ходят слухи, что у нее от него ребенок…
Но по-моему новая фаворитка привлекла короля не только своими прелестями и детской непосредственностью, здесь имели место и другие уловки. Говорят, что ее белокурая головка и молодость — не единственные достоинства этой девицы… Наконец те, кто с ней знаком и уже давно при дворе, утверждают, что одна деталь повлияла на то, чтобы увлечь монарха.
— Какая же?
— Ее имя.
— И как же ее зовут?
— Анжелика!..
Он подмигнул ей как заговорщик и рассмеялся, откинув голову назад. Эхом этого крика отозвались птицы: чайки и крачки, населяющие прибрежные скалы, проносились на ними часто махая крыльями и щелкая клювами. Казалось, они негодовали.
Что означал этот внезапный взрыв смеха, резкого и оскорбительного?
Внезапно Франсуа д'Эстре протянул перед собой руку:
— О! Посмотрите туда!..
— Что такое? Англичане?..
— Нет! Туда!.. Свечение.
Она проследила направление, которое он ей указал. В стороне Понана она увидела, как над смутными тенями выступов высоких гор, скрытых туманом, распространяется широкая полоса светло-розового цвета, она удваивается ярко-зеленой, затем появляется золотистая. Все исчезло, быстрее, чем они смогли это рассмотреть. Потом на миг что-то вспыхнуло, словно блестящий глаз мигнул в небе.
— Северное сияние! — воскликнул граф д'Эстре, голосом, дрожащим от восхищения. — Боже мой, как это прекрасно! К тому же это редкость в данное время года. Это знак! Холод приближается. Скоро придут морозы и все покроется льдом. Англичанину следовало бы поторопиться, иначе он будет вынужден зимовать в форте Руперт, где я поработал над тем, чтобы сжечь все жилища.
Он продолжал смеяться, но по-другому, и рассеянные лучи солнца бросали на его лицо слабые отсветы, уже словно носящие печать будущих морозов, он смеялся с выражением детской беспечности.
— Хоть бы он отказался от намерения преследовать меня на выходе из пролива.
Он вернулся на свое судно, чтобы подготовиться к возможным неожиданностям.
После того, как они прошли Антикости, большой остров, около трех сотен миль, населенный исключительно белыми медведями и птицами, опасность, казалось, миновала. Они не должны были встретить английский корабль, вышедший из засады. Господин д'Эстре снова поднялся на борт в сопровождении адьютанта, чтобы попрощаться и выразить благодарность.
— Поскольку никакие напасти не подстерегли меня, позвольте выразить вам мою благодарность и восхищение теми днями, которые я провел в обществе знаменитых и влиятельных при дворе лиц, хотя вы и находитесь сейчас довольно далеко от Короля-Солнца. Нет дня, когда в Версале не говорят о той, кто обладает репутацией одной из красивейших женщин королевства, или о том, кто дал нашим поселениям в Америке новую жизнь и обеспечил безопасность, которой все так долго добивались. Правда вы имеете при дворе двух надежных поверенных — ваших сыновей, которые добились благосклонности короля.
До этого момента он не намекал, что знаком с Флоримоном и Кантором. По слухам он избегал близкого знакомства с ними. Его заинтересовал лишь тот факт, что они по почетному и ответственному поручению ездили в Америку. Теперь он знал их ближе.
Он вручил Анжелике в знак признательности маленький флакон. Он извинился, что его форма была несколько традиционной, поскольку такова была французская мода, как впрочем и мода отдаленных столиц, включая Великого Могола и испанские города Нового Света. Кроме того, не желая ее убеждать, что этот флакон из позолоченного серебра является изделием, заказанным для нее одной, д'Эстре подчеркнул, что хочет оставить о себе память, залог безграничного уважения.