– Так понимаю, не все фреймонисты были в курсе твоего обмана.
– Разумеется, не все. Далеко не все. Только те братья, что вместе со мной стояли у истоков культа и распускали слухи о воскрешении сира Клеора. Сами-то мы в него не верили, поэтому и были не прочь смухлевать. Тем более во благо наших общих интересов. Однако в тот же день на той же встрече было предложено еще кое-что. Настолько отчаянное, что я не сразу на это согласился. Но поразмыслив, понял – иного пути спасти тетрарха у нас нет.
– Вы решили сами его похитить, не дожидаясь островитян?
– Не угадал, язычник. Идея была куда более простой: раз мы не можем убедить Вальтара в том, что против него зреет заговор, тогда мы убьем заговорщиков. Или хотя бы главных из них.
– Так вот зачем вам понадобились фальшивые гарибы! – догадался ван Бьер.
– А как иначе? – подтвердил Кессарский. – Мы же не могли выйти с открытым забралом и покрыть орден позором. Убийство хозяина, которому мы дали клятву верности – вопрос деликатный. Однако и здесь нашелся выход. Наши братья из кернфортского монастыря – те, которые стали невольными соучастниками грабежа вейсарских банкиров, – не простили Капитулу такого вероломства. И дезертировали, когда к Кернфорту подступила армия Солнечного. Мне удалось их отыскать, переманить на нашу сторону и предложить им поквитаться с Симариусом. Не все отважились на это. Но было много и тех, кто согласился лишиться языка и выдать себя за убийцу из Плеяды, лишь бы получить шанс отплатить за свое унижение.
– К тому же вейсарских храмовников не могли опознать в Тандерстаде, – добавил Пивной Бочонок. – И в случае их поимки или убийства никто бы вас не заподозрил.
– В этом тоже состояло наше преимущество, – кивнул Гийом. – Набрав добровольцев, мы отыскали хальради из Канафира и заставили того нам помогать. Вдобавок ибн Анталь купил для нас на черном рынке дрессированного себура. Его мы тоже хотели использовать как оружие – были наслышаны, что Плеяда часто так делает. Короче говоря, приступили к подготовке, а скоро в столицу прибыли и кригарийцы. И все у нас шло как по маслу, пока один из наших вейсарцев не оплошал и не нарвался на твой клинок. Это не помешало мне стать главным знаменосцем тетрарха, но остальные наши планы с той поры пошли наперекосяк. Впрочем, об этом тебе не надо рассказывать, ведь кто, как не ты, их и сорвал.
– Ты сказал, что был на переговорах курсоров и Гвирра, – напомнил монах. – То есть ты знал, что они откроют подземный ход сразу, как только его дружины встанут под стенами Тандерстада. Почему же вы не попытались убить Симариуса раньше? Я зарубил не так уж много фальшивых гарибов. У тебя еще оставались немые, чтобы подгадать момент и атаковать верхушку Капитула.
– Мы не атаковали, потому что в их договоре с Рябым подобное не уточнялось, – ответил знаменосец. – Видимо, они договорились о дне вторжения, когда Гвирр уже вторгся в Эфим. А мы об этом не ведали – были уверены, что у нас еще есть время на подготовку. Рассчитывали, что Гвирр дождется, когда армию Солнечного измотает осада, а его войско, наоборот, отдохнет после похода, и лишь тогда нанесет свой удар. Но он нас опередил. Минули лишь сутки, как островитяне достигли Тандерстада, а уже завтра полгорода, если не больше, будет принадлежать им.
– Почему вы не погибли в главном зале вместе с остальными гвардейцами и храмовниками?
– Когда мы поняли, откуда хойделандеры ворвались в храм, Вальтар Третий приказал мне оставить знамя ему, взять двадцать бойцов и перекрыть вход в подземелье. Мы думали, что удержим врага, и поначалу даже оттеснили его вглубь тоннеля. Но наш успех был недолгим. Головорезы Рябого все прибывали и прибывали, а мы теряли одного бойца за другим. И дрались до тех пор, пока островитяне не пронесли мимо нас плененного Вальтара. Догнать их было уже свыше наших сил. И тогда один из местных храмовников, знающий о тайном проходе в соседний тоннель, предложил отступить туда. Затем чтобы не проливать напрасно кровь и гнаться за похитителями другой, безопасной дорогой… Увы, насчет ее безопасности он ошибся. Кабы я знал, что здесь рыщет недобитый кригариец, то предпочел бы умереть в бою с островитянами, чем пасть от твоей мерзкой руки.