Мы тоже расселись вдоль стен, ибо в ногах правды не было. Таврий расположился в сторонке, все еще побаиваясь Вездесущих, да и кригарийца, небось, тоже. Я плюхнулся на землю возле Эльруны. Без задней мысли – просто где стоял, там и сел, а пигалица оказалась рядом. Но она сочла, что я недостоин приближаться к ней и демонстративно отодвинулась. Я же слишком устал, чтобы выказывать ей ответное презрение. И, даже не взглянув на нее, достал из торбы флягу, утолил жажду, а затем протянул воду монаху.
– Махади увидела в окно подвала, как вас впустили во двор, – ответила Псина на вопрос кригарийца. – Вас и священника. Стало ясно, что вы взяли его в заложники и решили использовать, как пропуск дом. Однако сейчас я вижу, что чего-то недопонимаю.
– Я не заложник! – устало возмутился Таврий. И вкратце объяснил канафирке, что связывает его и нас. Глотнув воды, Баррелий пустил флягу по кругу, и когда она вернулась ко мне, он успел пересказать о наших кладбищенских похождениях более подробно.
– И что вы сделаете после того, как выйдете отсюда, святой сир? – осведомилась Псина, когда монах поведал ей об утраченном мешке с уликами.
– Ты хочешь знать, доложу Надзорной палате о том, что связался с вами? – ответил вопросом на вопрос Таврий.
– А вам известно мое имя?
– Нет, – ответил курсор. – Но разузнать его не так уж трудно, поверь. Только что я от этого выиграю? Мы рассекретили убежище гадов на Тотенштайне, сожгли их гнездо здесь и с чем в итоге остались? Вы не нашли своего человека, а я лишь понял, что в Тандерстаде бесчинствует неведомая секта, которая вырывает своим членам языки и поклоняется статуе безголового воина. Есть, правда, надежда, что мы выбьем признание из Мильтада Копфера, но что-то подсказывает мне – он не вернется на пепелище родного дома. Либо Копфер сбежал из столицы, либо он уже мертв и зарыт где-нибудь в собственном саду. Вот и повторяю: что я выиграю, доложив о вас в Надзорную палату? О вас и о моем пропавшем блитц-жезле, будь он неладен, прости меня Господи!
– А что вы выиграете, умолчав о нас? – спросил ван Бьер.
– Не я выиграю, кригариец. Правильнее сказать, что все мы выиграем, если я повременю с докладом, – поправил его священник. – Тем более, что о моем визите в дом Копфера палата не знает. А кто меня здесь видел, вряд ли станет писать об этом донос.
– Продолжайте, святой сир, – попросил Баррелий, заинтересованно прищурившись.
– Помогите мне раскрыть эту тайну – и я клянусь Громовержцем, что Капитул никогда не узнает о вашей причастности к ней. А я в свою очередь помогу вам всем, что в моих силах.
– Не больно-то много вы сделаете для нас в одиночку, – покачал головой кригариец.
– Я уже говорил тебе, что видел в архивах Капитула портрет человека, в честь которого соорудили под землей ту статую, – напомнил Таврий. – Еще несколько зацепок я обнаружил в свитках, когда бегло прочел их в пещере. Небольших зацепок, но для архивных поисков они сгодятся. Также было бы неплохо узнать имя вашего человека, которого похитили молчуны. Уверен, они бы не покусились на кого попало, и человек этот наверняка не простой.
– Так вон чего вы добиваетесь – чтобы мы вам исповедались! – хмыкнул ван Бьер. – Хотите получить нужные сведения в обмен на обещание покопаться в архивах. Что-то эта сделка не кажется мне честной. Где уверенность, что вы поступите в точности как сказали?
– Я поклялся именем Громовержца, – нахмурился курсор. – Теперь это для меня вопрос чести!
– И что мне, язычнику, до вашей чести? – пожал плечами Баррелий. – Разве в священной книге Громовержца нет заповеди, которая позволяет вам давать язычникам заведомо невыполнимые клятвы? То есть лгать ради богоугодного дела, если оно того стоит?
– Книга пророка Осагрия, глава вторая, стих шестнадцатый, – уточнила всезнающая Вездесущая. – Очень удобная заповедь. Написана столь витиевато, что ее можно трактовать и так, и этак. Короче говоря, оправдание вранья в наилучших традициях Капитула.
– Что же тогда остается? – Таврий развел руками. – Чую, не выйти мне отсюда живым, раз вы все такие недоверчивые. Очень жаль. Надеюсь, вы хотя бы позволите мне помолиться перед смертью?
– К чему тратить время на молитвы, которые вас не спасут? – ответил ван Бьер. – Зато я точно знаю, что спасет – ваша искренность. Расскажите, чем вы на самом деле занимались на кладбище и почему вас не защищают храмовники. В сказку про то, что они якобы не обучены вести слежку, я не верю, уж извините.