Да можно не говорить, почему – и так все ясно.
Кабы не Эльруна, я бы ни за что не признал в ее спутнице Псину. Это была уже не та прыткая старушенция, что бегала с ван Бьером по Ихенеру. Эта карга выглядела по-настоящему древней: с глубокими морщинами, дряблой обвисшей кожей и торчащими из-под платка, седыми прядями волос. Понятно, что отсутствующая у старухи по колено левая нога являла собой хитрый фокус. Но сколько я ни приглядывался, так и не определил, каким образом Псина согнула ногу, что та и вправду казалась увечной.
Махади, подобно мне, тоже всего лишь переоделась в лохмотья. Я буравил ее и саяну глазами, а они бросали на нас мимолетные равнодушные взгляды, даже не подмигнув в знак приветствия. Поначалу это меня раздражало. Но потом я смекнул, что это я веду себя как идиот. Канафирки показывали, что они нас знать не знают, а я таращился на них и разве что руками им не махал.
Верно говорила лопоухая: мастера-Вездесущие не взяли бы меня в ученики, потому что для Плеяды я умом не вышел.
– Псина и шмакодявка тоже здесь, – шепнул я ван Бьеру, вспомнив, что он не видит наших новых соседей. – Сидят напротив. Псина притворяется одноногой старой каргой. Эльруна вроде меня – ее поводырь.
– То-то я гадаю, откуда вдруг завоняло канафирским перцем, – едва слышно пробормотал монах. Само собой, он шутил, поскольку ничем таким в притворе не пахло. – Ну ладно. Не знаю, как они поступят, если начнется заваруха, но я рад, что мы не одни. Ты, кстати, не забыл, о чем мы говорили по дороге сюда?
– Про то, что мне делать, если ты ввяжешься в драку?
– Именно так.
– Нет, не забыл. – Я помрачнел. – Если зазвенят мечи, я должен со всех ног бежать вон из храма. И возвращаться к Каймине в «Сады Экларии». И к своим ночным горшкам. А потом до конца жизни помалкивать о том, что я видел и где побывал.
– Молодец. Я рад, что у тебя хорошая память и мне не нужно ничего повторять. – Баррелий вновь закивал и затряс руками, продолжая отыгрывать роль слепца. – Все это зашло слишком далеко, парень. Чую, живыми из этой передряги выберутся лишь те из нас, кто плюнет на все и сбежит без оглядки.
– То есть в любом случае не ты? – пробурчал я.
– Сам знаешь – я последний из… – Он осекся, даже шепотом не рискнув произносить здесь проклятое слово. – Я не допущу, чтобы наша история завершилась позором. Если завтра я не докричусь до тетрарха, живым мне из храма не выйти. Прости за прямоту, но тебе я лгать не намерен. Будь готов к худшему, парень. И побольше разминай ноги. Нельзя, чтобы они затекли, когда настанет пора их уносить…
Началась обедня, и мы снова предались молитве. Впрочем, теперь не мы были здесь самыми отъявленными лицемерами. Вездесущие отбивали поклоны столь естественно и самозабвенно, что я ненароком испугался, как бы храмовники, глядя на них, не заподозрили меня и ван Бьера в неискренности.
Больше ничего интересного в этот день не случилось. Кроме разве что дошедших до нас новостей о том, что Гвирр Рябой подступил к Тандерстаду. Правда, вокруг столицы продолжали реять желтые флаги с красным солнцем, поскольку островитяне не стали приближаться к южанам, даром что те были союзниками.
Разноцветье флагов Хойделанда (у каждой дружины имелось свое знамя, не говоря про браны) пестрело на северных холмах, в пяти полетах стрелы от строящейся осадной насыпи. И как захватчики разделят между собой пригородные земли, эфимцы пока не ведали.
Не знаю, как у Баррелия получалось дрыхнуть в ночь накануне прибытия Вальтара Третьего. Но я, подложив под голову свернутую накидку, проворочался на каменном полу до самой заутрени, не сомкнув глаз. А о чем я только ни передумал, и говорить не хочется.
От явившихся спозаранку прихожан стало известно, что в городе все по-старому. Это означало, что тетрарх почти наверняка приедет на молитву как обычно, перед полуднем. Что ж, хоть это утешало.
Время потянулось еще медленнее и – с учетом моей бессонной ночи, – мучительнее. И когда снаружи взревели фанфары, извещающие о прибытии Вальтара, я вместе со страхом почувствовал облегчение. Что бы ни случилось дальше, терзаться мрачными ожиданиями мне порядком надоело.
С ревом труб в притвор набежали храмовники. Они оттеснили калек к стенам и образовали живой коридор, по которому тетрарх должен был пройти мимо нас. Рыцари стояли не слишком тесно, дабы не мешать правителю одаривать калек милостыней. Прежде всего они показывали границу, которую нам запрещено переступать. И лишь потом пеклись о безопасности высокого гостя, у которого хватало своих телохранителей.