Не став подтаскивать комод вплотную к выходу, монах пока поставил его рядом. А сам, приоткрыв дверь, взялся наблюдать за коридором и лестницей.
Дверь была резная и массивная – чтобы выбить такую, придется попотеть. И все равно наши жизни висели на волоске, ведь островитяне хлынули в столицу через храмовые катакомбы словно вода в трещину прорванной запруды.
Здесь тоже хватало мягкой мебели, но я не находил себе места от волнения и не мог присесть даже на краешек дивана или кресла. В другое время кригариец велел бы мне не мельтешить у него перед глазами, но сейчас все его внимание сосредоточилось на коридоре и доносящемся до нас шуме, поэтому я ему не мешал.
– А вот и гости, закопай их Гном, – произнес он, когда я обошел комнату по кругу раз, наверное, восемь. Но ван Бьер почему-то не захлопнул и не подпер дверь, а по-прежнему выглядывал в щель, хотя те, кто шел по коридору, не могли его не заметить.
Впрочем, как оказалось, эти гости не были врагами. И когда они добрались до нас, кригариец сразу впустил их в комнату, ибо разве мы могли не впустить Псину и ее махади?
Глава 32
– Злопамятный ты язычник. В храме полным-полно хойделандеров, а ты под шумок сводишь счеты с заклинателями молний, – хмыкнула Вездесущая, едва не запнувшись за лежащего на полу бесчувственного курсора.
– Он жив, – уточнил Баррелий. – И это не мы на него напали, а он хотел зажарить нас своей палкой-сверкалкой.
– Могу его понять. Как и тебя. – Переступив через тело, Вездесущая подошла к одной из бархатных портьер и заглянула за нее. – Но в остальном концы с концами не сходятся. Мы с тобой готовились точно не к этому.
– А по-моему, все ясно, – возразил Пивной Бочонок. И посвятил ее в свою догадку, которую уже высказал мне. Про то, что Гийом Кессарский похитил тетрарха усилиями не мнимых гарибов, а реальных браннеров. Ради чего провел их в город по храмовому подземному ходу.
– Вот я и говорю: что-то тут не стыкуется, – повторила Вездесущая. – Интересно, когда бы Кессарский успел договориться с Гвирром, если еще позавчера фреймонисты готовили новых гарибов и рассчитывали лишь на свои силы?
– Возможно, это был их запасной план, – ответил монах, – над которым они работали одновременно с главным. И как только главный провалился, Кессарскому осталось лишь подать островитянам сигнал, чтобы те вступили в игру.
– Чушь, – возразила Псина. – Фреймонисты замышляли что-то недоброе, это верно. Однако непохоже, чтобы они собирались отдать город на растерзание Гвирру.
– Но Рябой уже здесь, – возразил ей в ответ ван Бьер. – И в город он пришел путем, секрет которого был известен Гийому Кессарскому.
– И не только ему, но и кое-кому еще, – добавила канафирка, заглядывая за другую портьеру. – Тем, чьи молнии так и не засверкали, когда в их Главный храм ворвалась орда язычников.
– Неужто ты хочешь сказать, что… – начал было кригариец, но осекся и призадумался.
– Вот-вот, – заметила Псина. – Мы с тобой вцепились зубами во фреймонистов и позабыли о тех, кому они продолжают служить кроме своего безголового дихентария. Храмовники не могли впустить островитян в Кернфорт втайне от своих хозяев. Храмовники не впустили бы островитян и в Тандерстад без ведома Капитула. Скажу больше: храмовники тут вообще ни при чем. Ты сам видел, как храбро они защищали тетрарха вместе с гвардейцами.
– Этот курсор… – Ван Бьер кивнул на свою последнюю жертву. – Прежде чем выстрелить в нас, он спросил не люди ли мы Гвирра Рябого. И выстрелил после того, как я поклялся ему, что мы не хойделандеры. Тогда мне не показалось это странным – мало ли что может отмочить с перепугу священник, – но сейчас… Хм… А если бы я сказал «да», а не «нет»? Возможно, именно такой ответ святоша и ждал. Вот же дерьмовое дерьмо! Большая Небесная Задница над нами запором точно не страдает…
– Как вы избежали резни? – спросил я Эльруну, пока ее наставница зачем-то отдергивала портьеры. – В притворе же не осталось ни одного живого калеки.
– Мы быстро понять, что дело швах, – ответила она. – Мы быстро бегать. Лучше прятаться. Большой дом – много места прятаться… А ты за мы переживать?
– Было немного, – признался я. – Только не за твою саяну – она-то из любой передряги выкрутится, – а за тебя.
– За моя? – удивилась лопоухая. – Почему так?
– Боялся, что ты опять встанешь столбом, когда тебя начнут убивать, потому что так велит кодекс махади, – отшутился я. Хотя, конечно, это было неправдой. Я переживал за нее по иной причине: не то, чтобы я считал Эльруну своим другом, но чужой она для меня сегодня тоже не была.