- Мне не особенно нравится грог, который готовят матросы, - сказал он, - но при нынешних обстоятельствах, кажется, стоит немного выпить.
В попойке приняли участие все - даже вахтенные матросы. Внезапно в разгар веселья раздался крик впередсмотрящего:
- Кракен! Кракен по левому борту!
Симна ибн Синд, который в тот момент беседовал о чем-то заветном с одной из женщин из команды корабля, вскочил, будто его кольнули шилом. Ему никогда не доводилось видеть кракенов, но он много слышал о них и представлял, как они выглядят.
Эхомба был уже возле бушприта. Он встал на ограждение и замер, словно второе носовое украшение.
- Что?.. - задыхаясь, проговорил, подбегая к нему, Симна. - Что случилось, братец? Я слышал, как впередсмотрящий...
- Вот он, наш спаситель! - Эхомба бросил взгляд на юго-запад и добавил: - Сейчас нам предъявят счет.
Каждое из десяти огромных щупальцев Кракена весило не меньше тонны. Колосс, окрашенный в бледнорозовый цвет, шел наперерез кораблю, и все попытки Пригет оторваться были бесполезны. На боках Кракена можно было различить белые рубцы - следы титанических битв с кашалотами.
К Эхомбе подбежала Станаджер. Позабыв о веселье, она с тревогой и изумлением следила за Кракеном, настигающим корабль.
- Вот кто был на другом конце цепи, составленной из сотен миллионов крабов, - сообщил ей Эхомба. - Только это существо достаточно сильно, чтобы тянуть их и одновременно служить якорем.
- Но... что ему нужно? Крабы ушли, расползлись по своим норам.
- Что им приказали, то они и исполнили, а это создание - не краб. Я не знаю, что ему нужно, но что бы это ни было, нам лучше удовлетворить его желание. - Он помолчал и добавил: - Будем надеяться, что Кракен способен внять голосу рассудка.
- Рассудка? Это чудовище?.. - Станаджер изумленно глянула на Эхомбу.
- Кракен и его менее крупные родственники - одни из самых умных обитателей моря. Я думал, такому опытному капитану об этом известно.
- Я командую людьми, - возразила она. - Я не общаюсь с кальмарами!
Эхомба не ответил. Он вновь повернулся в ту сторону, откуда к кораблю неумолимо приближался Кракен.
- А жаль, стоило бы научиться, - проворчал он себе под нос.
Глухой тяжелый удар потряс корпус "Грёмскеттера". Впрочем, Кракен, по-видимому, не имел целью останавливать корабль, хотя каждому было ясно, что стоит ему поднапрячься, и судно замрет на месте. Он отплыл от "Грёмскеттера" и пошел рядом, параллельным курсом.
Эхомба осторожно наклонился вперед, насколько это было возможно, и встретился взглядом с огромным настороженным глазом. Он был похож на человеческий, только диаметром около трех футов. От неожиданности Эхомба чуть не свалился.
Станаджер затаила дыхание. Она боялась шевельнуться, зная, что чудовище способно запросто смахнуть пастуха с палубы.
Эхомба приветливо улыбнулся Кракену - что еще он мог сделать? - а потом, как и при встрече с королем крабов, поднял руку и начал пальцами выделывать причудливые фигуры.
Кракен по-прежнему плыл рядом с кораблем, то и дело высовывая щупальца из воды. При этом он внимательно следил за знаками Эхомбы. Во все стороны от него волнами исходило свечение: то голубоватое, то ярко-желтое.
Наконец Эхомба сделал последний выразительный жест, опустил руку и вопросительно посмотрел на чудовище.
Кракен ответил человеку пристальным взглядом, в котором светился непостижимый разум. Потом он выставил из воды сразу с полдюжины щупальцев и принялся выписывать ими диковинные узоры. Все, кто был на палубе, бросились врассыпную, начали прятаться за мачты и бухты тросов. Но чудовище не собиралось нападать: оно отвечало.
Что касается Симны, то его, когда Кракен воздел над водой шесть гигантских щупальцев, притянуло к борту словно какой-то силой. Видимо, сыграло свою роль присутствие Станаджер. Зрелище жестикулирующего монстра было забавным, и только мысль о том, что в результате этой потехи Кракен может утащить корабль на дно морское, не позволила Симне расхохотаться. Вместо этого он спросил Этиоля:
- Во имя Годжокку, братец, что он говорит? Ведь вы же с ним говорите, так?
- Что? - Эхомба, казалось, забыл, где он находится, увлеченный беседой. Он повернулся к Симне. - Да, мы разговариваем. Должен признаться, что разговор получился приятный и небесполезный.
Отвечая Симне, пастух продолжал выламывать пальцы и поводить руками. Но все эти жесты ничего не говорили людям на "Грёмскеттере".
- Так скажи нам, о чем!
- Да, - подала голос Станаджер. - Чего он от нас хочет?
- От нас? Того же, чего хотел бы любой, оказавший услугу ближнему. Хочет платы за то, что помог крабам вытащить нас из морской долины.
В глазах Станаджер вспыхнула тревога.
- Ради всех морских богов, какой именно платы он требует? - Она с опаской покосилась на Кракена. Среди щупальцев торчал могучий клюв, достаточно большой и острый, чтобы одним ударом пробить корпус корабля. Если жратвы, то пусть не рассчитывает, что я поделюсь с ним своими матросами. У нас на борту есть запасы свежего и вяленого мяса, есть сушеная рыба - может, он этим удовлетворится?
Эхомба вновь повернулся к чудовищу и принялся энергично жестикулировать. Кракен ответил. Но пастух явно не был удовлетворен и снова принялся ломать пальцы. К следующему ответу Кракена он долго присматривался, что-то обдумывал и наконец сказал:
- Он желает какого-то "кофе"!
- Что? - хором воскликнули Симна и Станаджер.
- Он сказал, что любит кофе. Только не очень горячий. Чуть-чуть тепловатый. И с сахаром. Сахара чем больше, тем лучше... Но что такое этот самый "кофе"?
Станаджер и Симна на мгновение онемели. Первой дар речи обрела Станаджер.
- Что за глупые шутки, пастух? По-моему, сейчас не время шутить.
- Это первый Кракен, с которым я познакомился, но смею заверить, что животные вполне способны шутить. На мелководье неподалеку от нашей деревни живет кальмар, который обладает неподражаемым чувством юмора. Однако Кракен не шутит. Он хочет кофе. Должен признаться, что это требование ставит меня в тупик. Что значит "кофе"? Я так понял, что это какая-то пища, но какая именно, я не знаю.
Пока Симна пытался объяснить своему долговязому другу, что такое кофе и чем он отличается от чая, Станаджер вызвала кока. На корабле был и кофе, и чай. Станаджер с легкостью согласилась пожертвовать всем кофейным запасом. Вот расстаться с сахаром, которого потребовался целый мешок, ей было гораздо труднее, но выбирать не приходилось.