- Ради Ганкада, брат, ответь же ты на вопрос!
Эхомба глянул на товарища сверху вниз:
- Симна, дружище, небесной синевой, зеленью моря клянусь тебе, что я такой же колдун, как любой другой житель нашей деревни, будь это пастух, дровосек, кузнец или кожемяка.
Северянин выдержал его взгляд и, в свою очередь, долго, с той же силой в упор разглядывал пастуха. Потом кивнул.
- Чем займешься теперь? - спросил он у Этиоля.
- Овцами, коровами. Буду рядом с женой и детьми. Мой сын достиг возраста, когда ему пора становиться взрослым. Завтра я займусь церемонией посвящения.
- Эй, я мог бы остаться... Ладно, не останусь, не буду тебе мешать. Да меня, в сущности, не очень-то и интересуют эти ваши старинные церемонии, когда мальчишке раскрашивают лицо и учат кастрировать бычков.
Он виновато усмехнулся и зашагал на север. На вершине гряды повернулся, помахал рукой, И исчез в море тумана, стоящего над всем побережьем к северу от деревни. Больше Эхомба никогда не встречался с Симной ибн Синдом.
На следующее утро пастух со своим сыном Даки вышел из деревни и направился в противоположную океану сторону. Миранья собрала им еды на дорогу и, пожелав им доброго пути, взяла с мужа обещание, что они вернутся к вечеру.
Тропинка, по которой шагали отец и сын, была узенькая, часто терялась в траве и зарослях. Извиваясь среди зеленых холмов, она вывела их к ровной скальной стене, которой заканчивался длинный тесный каньон, в точности похожий на сотни других. Эхомба очистил скалу от сухой травы и сгнивших побегов; в гранитной поверхности открылся темный и очень узкий лаз. Отец и сын сделали из сухих деревьев факелы, зажгли их и вошли в пещеру.
Чуть наклонный пол туннеля был сглажен потоками воды, которая текла здесь столетиями, и подошвами бесчисленных сандалий. Трудно сказать, как долго отец и сын пробирались по узкому проходу, но в конце концов надобность в факелах отпала. Дневной свет проникал в подземелье через трещины, расположенные высоко над головами. Туннель расширился и вывел их в небольшую пещеру, которая, в свою очередь, скоро расширилась еще больше и превратилась в огромный зал.
На лице тоненького, но хорошо сложенного Даки появилось торжественное выражение. Он огляделся - с уважительным почтением, но без тени страха.
- Что это за место, отец?
- Отсюда вышли наумкибы, Даки. - Эхомба поднял руки и резко обвел вокруг, указывая на расстилавшуюся перед ними картину. - Никто уже не может сказать, сколько лет прошло с тех пор, когда наши предки обустроили эту пещеру. Здесь они по крупицам собирали бессчетные знания и несметные богатства.
Подросток удивленно спросил:
- Что случилось потом?
Отец похлопал его по плечу:
- Когда кому-то начинает казаться, что ему уже не в чем больше совершенствоваться, его одолевает скука. От скуки наумкибы начали покидать родную пещеру. По одному, по двое, по трое, группами, а то и целыми семьями они разбредались по миру. В конце концов они смешались с другими людьми, стали похожи на них. Осталось только несколько человек.
- Мы? - догадался подросток. - Наша деревня?
- Да. Вот почему тебе необходимо помнить о великой ответственности. О наследстве, Даки, следует заботиться! Нам нет нужды использовать знания предков в повседневных делах или распространять их. Их надо просто беречь.
Эхомба двинулся вперед.
- Пойдем, я покажу тебе наш город.
До вечера они бродили между заброшенных башен, побывали в гигантской библиотеке. Весь день провели среди знаний. Даки с изумлением глядел на стены из чистого золота, на посуду из драгоценных камней, которой пользовались когда-то исчезнувшие обитатели пещеры. Все так и было брошено на кухнях... Отец и сын вместе листали страницы древних томов, огромные переплеты которых были вырезаны из целых рубинов. Этиоль объяснил, что причина не в красоте, а в долговечности этого материала. Они посетили обсерваторию, где телескопы все еще были направлены на специально проделанные широкие трещины в каменном своде. На потолке, вписанном в совершенный по форме купол, можно было различить карту звездного неба, выложенную из самоцветов всех возможных пород.
Даки, увлеченный невиданным зрелищем, не хотел покидать этот город, но Эхомба был настойчив.
- Твоя мать рассердится, если мы опоздаем к ужину, - напомнил он сыну.
Они отправились в обратный путь.
Когда они поднимались по широким мраморным лестницам, украшенным агатами и искрящимся солнечным камнем, подросток спросил:
- Отец, ты здесь нашел ответы на все вопросы?
- Нет, Даки. Здесь у меня возникло еще больше вопросов, чем было. Обещаю, когда ты станешь немного старше, мы вернемся сюда. Так поступали все наумкибы. Вот тогда, хочешь ты того или не хочешь, у тебя тоже появятся вопросы.
Подросток некоторое время обдумывал отцовские слова. Потом очень серьезно кивнул.
- У этого места есть какое-то особое название? - поинтересовался он. Или оно просто называется Наумкиб?
- Мы сами зовем его Наумкибом. Но вообще этот древний город, средоточие знаний, называется Дамура-сесе.
К этому времени они почти добрались до входа в туннель, ведущего на поверхность. Эхомба проголодался. Миранья, должно быть, уже приготовила ужин...
- Весь остальной мир знает только легенды и слухи о нем. Мы же бережем его и охраняем.
Даки взял один из оставленных у входа в туннель факелов.
- Это часть нашего наследства?
- Да, сынок. Часть нашего наследства. Маленький секрет наумкибов.
- Но ведь не единственный? - вымолвил мальчик, проявляя мудрость, которая издревле была присуща их семье.
- Да, сынок. Не единственный.
Этиоль Эхомба был человек слова и вернулся к ужину - вернулся с сыном из воспетого в легендах затерянного города, чьи сокровища заключались не в накопленных знаниях. Он вернулся в скромную хижину у моря, где поклялся своему другу Симне ибн Синду, что если он и является колдуном, то не более, чем любой житель его деревни, будь он пастух или дровосек, кузнец или кожемяка.